Под зад бы коленом - и все. Если бы вообще в
подземелье не засадили.
Уж я-то знаю, какие тут дела творятся.
И дракон еще этот, будь он неладен! Хорошо еще, со стариканом
договорился. Устроит им завтра фейерверк, пускай потешатся. Правда, опять
все сорваться может. Кто его знает, камаргоса этого, вдруг покажется ему,
что не следует сейчас фейерверки устраивать.
Вызовет меня к себе или пришлет кого и скажет - не следует. С ним
ведь не поспоришь. А бегать водворен старый, чтобы каждое свое
распоряжение согласовывать - это ведь за неделю сапоги стопчешь. Жаль, что
его на прошлой неделе не прирезали.
Я даже вздрогнул от этой мысли. Так, будто бы произнес ее вслух. А ну
как произнес? В такой суете до всего дойти можно. Жена вон говорит, что во
сне я стал разговаривать. Так недолго и среди бела дня начать свои мысли
выбалтывать. Ай-яй-яй, как нехорошо.
Я встал из-за стола, подошел к двери кабинета. В приемной слышались
чьи-то громкие голоса, оттуда, слава богу, никто бы не услышал. Разве что
кто-нибудь в самом кабинете притаился. Глупость, конечно, где тут
притаиться, но на всякий случай я огляделся.
Никого, конечно, не было. Я подошел к окну, заглянул за портьеру,
затем за шкаф, стоящий рядом, - никого. Да и кому это нужно - прятаться в
моем кабинете? И вообще, не говорил я ничего, ясно ведь, что не говорил. А
мысли - если бы начальник камаргосов умел читать мысли, я бы здесь давно
уже не сидел. Если бы он умел мысли читать, полгорода бы уже на виселице
болталось.
Зараза такая, и как это он только уцелел? Мне докладывали, что
нападавших было трое и двоих камаргосов из его охраны они уложили на
месте. Но тут, как назло, ночной караул рядом случился, целых десять
стражников. Прибежали, будь они неладны, крики услышали. Одного из
нападавших в стычке убили, двоим удалось скрыться. Знать бы заранее, сам
бы караул тот задержал. Эх, да что теперь сожалеть, теперь уже ничего не
поправишь. Он ведь бестия хитрая, осторожным теперь стал, больше из
старого дворца носа не высовывает. Раньше, бывало, хоть сам в ратушу
являться изволил, а теперь вот уже три дня, как носа не показывает из
своего кабинета, все меня к себе вызывает. А мне от одной мысли, что в
старый дворец ехать снова придется, плохо становится.
Но почему же мне все время кажется, что в кабинете кто-то есть? Мания
какая-то, от усталости, наверное. Все, решил я, кончаю дела, еду с
докладом и домой, спать. А то если так дальше пойдет, то совсем рехнуться
можно. Вот выбегу завтра поутру на площадь перед ратушей, как этот сегодня
выбежал, и начну тоже кричать про погибель надвигающуюся. Я-то знаю, о чем
кричать, я-то знаю, что нам и без дракона есть от чего загнуться. Дракон.
Что дракон, когда зерна на складах почти что не осталось, когда нищие
толпами по всем дорогам бродят, когда город так захламлен, что вот-вот
болезни начнутся, мор начнется, когда недород опять на носу, и все про это
знают, только сказать боятся. Ну неужели же герцогу невдомек, что сейчас
самое время ослабить на какой-то срок бремя налоговое, что можно даже
поступиться чем-то - ну хотя бы зерна из своих запасов прислать, - чтобы
хуже не получилось? Ну неужели он этого не понимает? Или ему просто не
докладывают, или он не знает ничего, а министры боятся правду сказать?
Ведь это же они, они все развалили донельзя. Ведь если герцог правду
сейчас узнает, им же голов не сносить. Ей-богу, возьму и сам поеду к
герцогу. Добьюсь аудиенции и сам ему обо всем доложу. А там будь что
будет.
А что будет? А ничего не будет. Бургомистра заменят, только и всего.
Сыну моему хода больше не дадут, если вообще оставят во дворце. А скорее
всего выгонят, на что им такой? У той кормушки и без него достаточно
желающих толчется. Семья в опалу попадет, сам ни за что ни про что
пострадаю. Вот что будет. А сюда новый бургомистр сядет, и еще неизвестно,
как он дело поведет. Я-то хоть не ворую, хоть как-то стараюсь городу
пользу приносить. Не о себе лишь думаю. А придет другой - мало ли таких,
сплошь и рядом - и все окончательно развалит. Вот так и будет, если
герцогу правду рассказать. Не любят люди правду, это же закон природы.
И все-таки мысль о том, что в кабинете кто-то есть, меня не
оставляла. Я уже сложил все бумаги в стол и встал с намерением ехать к
начальнику камаргосов, но, повинуясь непонятному мне самому порыву, снова
подошел к окну и заглянул за портьеру. Даже ощупал ее. Потом медленно, все
еще сомневаясь, подошел к двери. Но на полпути остановился. Внутренне
смеясь над собой, над этой глупой мнительностью, я вернулся назад к столу,
опустился на колени перед диваном и заглянул под него. Там, конечно,
никого не было. Но на полу, у самой его ножки, что-то блеснуло. Я протянул
руку, и на ладони моей оказалось ЭТО.
Я вздрогнул и чуть было не выронил его на пол. Но кулак мой сам собой
сжался, и я лишь слегка дернулся в сторону, коснувшись боком дивана. Да
так и остался стоять перед ним на коленях, не смея поверить в то, что
случилось.
Боже мой, боже мой, только этого сейчас и не хватало! Да откуда
только оно могло взяться? Кто мог подбросить его сюда? Кто-то из слуг,
секретарь или, может, магистр? А впрочем, какая разница? Тот, кто это
сделал, все равно никогда не признается. ЭТО - не такая вещь, чтобы они
признались.
А может, это дело рук камаргосов? Я даже застыл, закаменел от этой
мысли, но тут же успокоил себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34