Чем с ним
сражаться? Как? Я даже не знаю, как держать меч, как надевать доспехи.
Какой смысл мне выходить против дракона, даже если ЭТО даст мне силы для
битвы? Я все равно не смогу биться.
Но все это были слишком слабые отговорки. Я уже знал, почему их
выискиваю. Уже тогда знал. Просто потому, что мне было страшно. Просто
страшно. Потому что я знал, что такое страх. Можно быть бесстрашным, пока
этого не знаешь, вполне можно не бояться того, о чем имеешь лишь смутное
представление. Но, когда знаешь, на что надо идти, когда испытал уже, что
такое настоящий страх, настоящий ужас, решиться гораздо труднее.
А я это испытал.
Я помню, как сидел тогда в зале, в бывшем тронном зале старого
герцогского дворца. Мрачном, лишенном всех украшений. Сидел среди
множества таких же несчастных, согнанных в ту ночь со всего города. И
вслушивался в жуткие крики, долетавшие из подземелья. И знал, что пройдет
еще час, два, три, и меня тоже позовут на допрос, и я буду точно так же
кричать, кричать, кричать. И говорить. Говорить все, что от меня захотят
услышать, подтверждать любую ложь, любой поклеп.
А наутро меня отпустили. Я до сих пор не знаю почему.
Но я не забыл того страха.
Внизу раздался цокот копыт, стук колес по булыжнику. Повозка
остановилась под самым окном. Я высунулся, но в сгустившихся сумерках
видно было плохо. Послышался стук в дверь, неразборчивые голоса. Через
пару минут Бунго постучал ко мне.
Я открыл. Прошел, наверное, уже час с тех пор, как я проделал опыт с
серой, и комната почти совсем проветрилась.
- Там приехали из ратуши, господин магистр, - сказал Бунго. - Вас
вызывают к господину бургомистру.
- Попроси подождать пять минут, - ответил я. - Я оденусь и спущусь.
Я закрыл за Бунго дверь, вернулся к окну и затворил его. Интересно,
чего им от меня надо. Конечно, с ЭТИМ их вызов никак не мог быть связан.
Если бы они знали про ЭТО, ко мне заявились бы камаргосы.
Я надел парадный камзол, с трудом нагнулся и зашнуровал уличные
башмаки. Иногда Бунго помогает мне сделать это, но ведь он тоже немолод,
еще постарше меня будет, и я стараюсь без нужды не обременять старика
работой. ЭТО я положил в карман камзола, накинул плащ, надел шляпу и
спустился вниз.
Посыльный от бургомистра - молодой человек лет двадцати тут же
вскочил с лавки у входа, поклонился.
- Господин бургомистр просил узнать, не будете ли вы столь любезны
посетить его сейчас по весьма важному поводу, - сказал он.
- Хорошо, я готов.
Мы вышли. Перед домом стояла карета бургомистра, кучер, дремавший на
козлах, встрепенулся. Молодой человек распахнул передо мной дверцу, и я с
трудом вскарабкался на высокую подножку и уселся на мягкое сиденье спиной
вперед - так меньше трясет. Мой провожатый сел напротив, и мы поехали.
Бургомистр, видимо, решил оказать мне честь, прислав карету, потому что
пешком мы дошли бы быстрее. Мой дом в трех кварталах от Ратушной площади,
но карете, приехавшей с той стороны, пришлось минут десять плутать по
узким переулкам, пока мы сумели развернуться и поехать назад. Наконец мы
остановились перед ратушей, мой провожатый распахнул дверцу, выскочил и
помог мне спуститься.
Такой суеты в ратуше я не видел давно, со времени событий шестилетней
давности. Везде толпились стражники - и на площади, и внутри здания. На
каждом углу, у каждой двери стояли часовые, но нас никто не задержал, нас
узнавали и пропускали без каких-либо вопросов.
Бургомистр был занят, и нам пришлось подождать в его приемной минут
десять. Наконец дверь его кабинета раскрылась и оттуда вышли два
камаргоса, судя по манере держаться - высокопоставленных. Они прошли мимо,
недовольно разговаривая о чем-то вполголоса, и мой провожатый тут же
вскочил и скрылся за дверью кабинета.
- Бургомистр ждет вас, господин магистр, - сказал он, появившись из
кабинета через пару минут. Я поднялся со скамьи и вошел к бургомистру.
В кабинете было темно. Даже в приемной, освещенной двумя факелами над
дверью, было светлее. Здесь же горели лишь две свечи по углам стола
бургомистра, бросая круги света на стол под собой. Сам бургомистр терялся
в темноте за ними, и я вздрогнул, когда он внезапно встал мне навстречу и
подал голос.
- Добрый вечер, господин магистр. Очень рад, что вы изволили принять
мое приглашение.
- Добрый вечер, господин бургомистр, - ответил я, подходя и пожимая
ему руку. Я не очень-то люблю нашего бургомистра. Да и за что его любить?
Он - ставленник нашего дорогого герцога, он делает все, что приказывают
ему свыше. Известно, что ему приказывают, и за одно это я уже не могу
питать к нему никаких теплых чувств. Но иногда - как, например, сегодня -
мне становится по-человечески жалко его. Он совсем неглуп, и в других
условиях из него вполне мог бы получиться стоящий человек. А так
получилась лишь игрушка в руках сил, представляющих реальную, а не
номинальную власть в городе, в руках камаргосов и прислужников герцога.
Временами мне кажется, что он и сам сознает ту жалкую роль, которую ему
приходится играть, и тогда я перестаю презирать его и начинаю жалеть.
Впрочем, и жалость, и презрение имеют один корень.
- Вы, наверное, знаете, господин магистр, - сказал он, усадив меня на
мягкий диван в стороне от стола и усевшись рядом, - что в городе
неспокойно. Не стану скрывать от вас, вы и сами это прекрасно знаете, что
для беспокойства имеются серьезные поводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34