Мы
кончили есть, когда часы на ратуше пробили восемь. Пора было идти в суд.
Марта ушла на кухню мыть посуду, а я подошел к зеркалу, поправил
сюртук, снял нитку с обшлага, внимательно осмотрел себя. Говорят, что
отказавшийся от ЭТОГО, теряет душу. Хм, чепуха какая. Я абсолютно ничего
не чувствовал, все было как обычно. Душа. Бред и мистика, как и вообще вся
эта история с драконом. Мне нет до этого никакого дела я не собираюсь
из-за всякой ерунды жертвовать своим будущим. Достаточно с меня глупостей,
за глаза хватает и Марты, я по горло сыт благородством. Черт подери,
угораздило же жениться на крестьянке, теперь всю жизнь маяться придется.
Сколько кругом невест на выданье. Какую партию можно было бы сделать! И
ничего страшного, если бы пришлось жениться на уродине - когда ты богат и
влиятелен, никто не мешает содержать любовницу. А тут... Ребенок еще
будет, совсем увязну. Впрочем, при родах всякое ведь может случиться.
Всякое может случиться, еще раз повторил я, обкатывая и уме эту мысль.
Потом снова взглянул в зеркало. Что ж, я молод, красив, полон сил, я еще
сумею сделать карьеру. Вот только лицо...
Я наклонился к зеркалу и на какое-то мгновение мне показалось -
нет-нет, это только показалось, - что в глазах у меня застыли знаки
дракона.
Но я не стал вглядываться.

ЖЕНЩИНА
Бог ты мой, до чего же я перепугалась! Как-никак, до срока еще два
месяца, а тут такая боль, будто на кол сажают. У нас вот так же дочка
мясника старшая на седьмом месяце разродилась, а потом кровью вся изошла,
даже бабка-ведунья помочь не сумела. И ребенок, конечно, мертвый родился.
Я даже вскрикнуть не смогла. Хорошо, рядом со стенкой шла.
Прислонилась к ней и стою ни жива ни мертва, не вижу, что кругом творится.
Думала сначала на землю сесть, да побоялась пошевелиться: а вдруг еще
больнее станет? Так и простояла сама не знаю сколько времени.
А потом отпустило.
Я оглянулась - пусто в переулке. Ну и ладно, прошло и хорошо. Я
нагнулась, подняла сумку и хотела было дальше на рынок идти, как вдруг под
ногами у меня что-то звякнуло. Я не сразу даже и разглядела, что это
такое, поначалу обрадовалась даже, когда заметила, что что-то блестящее.
Нагнулась - и увидела ЭТО.
Ну, думаю, дела, угораздило. Стою как дура последняя и подобрать его
не решаюсь. Может, думаю, если его не трогать, так ничего страшного и не
случится. Пройду, будто и не заметила. Уж почти решилась, как тут, как
назло, шаги чьи-то послышались впереди, я сама не знаю зачем, нагибаюсь,
хвать его - и за лиф. И стою, воротник рукой придерживаю.
А навстречу - ну как назло - господин Моритц, советник из ратуши, что
в конце нашей улицы живет. Смотрит на меня, а у самого ухмылка такая на
роже, что меня аж передернуло. Я его уж раз огрела сумкой, так ему мало,
все норовит залезть своими ручищами куда не следует. И тут тоже - видит,
что никого нет, и давай травить: я, говорит, тут золотой только что
обронил, ты, говорит, наверное, его к себе сунула. И лезет, поганец такой,
своей гнусной лапой мне за лиф! Я тут про все забыла - и про боль
недавнюю, и про ЭТО - как завизжу да как трахну его по шляпе сумкой, жаль
пустая. Он даже отскочил, испугался. Ты что, говорит, совсем очумела?
Убить же так можно! Пошутить с тобой нельзя, что ли? Хороши, говорю,
шутки, вы с женой своей так шутите. А ко мне еще раз сунетесь - я вам нос
расшибу. Но-но, говорит, ишь расшумелась. Поговори у меня, я тебе это еще
припомню. Обошел меня бочком и пошел дальше по переулку, уж и не знаю, что
ему там нужно было. А я ему вдогонку: очень, мол, испугалась, вот расскажу
жене вашей, чем вы занимаетесь, будете знать. Он и не ответил ничего,
будто не ему говорила.
Пошла я дальше потихоньку, и до того мне обидно стало, что я даже
заплакала. Иду и реву. Ну никакого прямо спасу нет, ну что это такое, в
самом деле? Скажешь его жене, как же. Эта стерва рыжая нас и за людей не
считает. У нее, видите ли, свой дом, так она и нос задирает. Дом - два
окна на помойку, а туда же, барыней ходит. Горожанка задрипанная. Да у
моего отца в деревне дом в десять раз больше, я и то носа не задираю. Я
бы, конечно, сказала ей, пусть она своему муженьку патлы-то повыдирала бы,
да себе дороже получится. Ославит ведь на всю улицу, будто я к ее мужу
пристаю, будто девка уличная. Она ведь кого хочешь со свету сживет.
И Картьен тоже хорош. Говорила ведь ему - пристает ко мне этот
Моритц, ну сделай ты хоть что-нибудь. Так нет, он, видите ли, ничего
сделать не может. Не могу же я, говорит, тебя повсюду провожать, а так
запросто пойти и морду ему набить тоже нельзя - тут город, а не деревня,
тут за такое дело меня возьмут и посадят. И потом, говорит, этот Моритц -
советник в ратуше, ему ничего не стоит всю мою карьеру загубить. Что же,
спрашиваю, раз он советник в ратуше, так ему можно ко всем замужним
женщинам приставать, так у тебя получается? А он только разозлился,
накричал на меня, а я сейчас такая бедная - чуть что, сразу плачу. Я реву,
а он мне нотацию читает: ты, говорит, не ходи по таким местам, где он тебя
обидеть может. Ты, говорит, вообще одна не ходи. А с кем мне ходить, если
я тут и в самом деле одна? У меня же тут никого нет - ни подруг, ни
знакомых. Картьен как уйдет утром в суд, так до вечера мне и словом не с
кем перемолвиться, разве что на базаре поторговаться. Дом этот проклятый,
глаза бы мои на него не глядели. Я уж и на кухню боюсь выходить, все так и
норовят мне пакость какую-нибудь устроить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34