И за что они меня так
невзлюбили? Вчера, например, эта дура Бельтен, жена сапожника из комнаты
напротив, отодвинула мою кастрюлю в сторону от огня и место все заняла. Я
прихожу - вода даже не закипела. Попыталась назад ее подвинуть, так
Бельтен сразу руки в боки и давай на меня орать. И чего это ты,
такая-разэтакая, тут двигаешь? Иди у себя в комнате двигай, а сюда мы тебя
не звали.
Если вести себя не умеешь, так запрись у себя в комнате и сиди, пока
другие на кухне. А эти поганки, подружки ее, по сторонам стоят и хохочут.
Я расплакалась и убежала. Не могу я тут, не могу! Когда-нибудь подожгу
этот дом проклятый или еще чего-нибудь учиню. Сил моих больше нет!
Прав был отец - дура я, дурой и останусь. Угораздило же нам с
Картьеном повстречать друг друга. Теперь вот и сама несчастна, и ему в
обузу. И так он, бедный, маялся на свое жалованье, а теперь вот и меня
кормить приходится. И ребенок скоро будет. Это ведь мне поначалу только
показалось, что Картьен ну вроде принца какого, а тут, в городе, я быстро
поняла, что к чему. Соседки-то наши в деревне до сих пор небось мне
завидуют. Видели бы они теперь, как я живу, - разве что руку за милостыней
не протягиваю.
Это только со стороны по глупости нашей казалось, что раз городской,
раз в суде служит - то сразу и богач. Приехали они тогда к нам в деревню
по делу - помощник судьи и Картьен при нем писарем. Мельник у нас от запоя
повесился, так его сыновья все никак наследство по-хорошему поделить не
могли, вот и пришлось им в суд обращаться. Нам ведь всем тогда показалось,
что Картьен и помощник судьи - ну вроде как ровня. Как же - в одном доме
остановились, вместе в трактире пиво пили. А тут как раз гулянье
случилось, повстречались мы на нем с Картьеном и как с ума сошли.
Вот теперь и мучаемся.
Теперь-то я, правда, пообвыкла, а поначалу так совсем тяжело было.
Дома, в деревне, я сама хозяйкой была, ни у кого спрашиваться не надо
было. Хочу - дома плиту затоплю, хочу - во дворе на очаге обед сготовлю.
Мы с отцом не бедно совсем жили. Сад у нас большой, не заложенный еще,
яблоками торговали, сидр делали. Не богато, конечно, о таком платье, что
мне Картьен на свадьбу подарил, и не мечтала, но зато всегда спокойны были
за завтрашний день. А тут не жизнь, а сплошное дрожание. Вот уволят завтра
из суда, вот повысит хозяин плату за комнату... И камаргосы еще эти. Мы у
себя ни о каких камаргосах и не слыхали почти. Знали, что они есть, и
только. А здесь, оказывается, шагу нельзя лишнего ступить без оглядки,
слово сказать боишься. Картьен так прямо зеленеет весь, как только речь о
камаргосах заходит.
Но хуже всего - соседки. Они меня сразу же за что-то невзлюбили.
Может, кто-то из них виды на Картьена имел, а я дорогу перебежала, а
может, просто терпеть не могут нас, деревенских. Дома можно было бы просто
плюнуть на всех и жить как ни в чем не бывало.
А тут - ну куда от них денешься? Кухня общая, плиту топит хозяйская
кухарка. Раньше срока, как сегодня, встанешь - жди, пока затопит.
Опоздаешь - ничего сготовить не сумеешь. Теснота, духотища, а деваться
некуда. И эти задрыги только того и ждут, чтобы я что не так сделала. И
давай тогда поливать грязью, будто шлюху последнюю. Первые месяцы я вообще
каждый день плакала, а Картьен как увидит - злится. Говорю ему - давай
уедем из города. У отца сад большой, работы на всех хватит. И слушать даже
не хочет.
Да и не выход это, я же вижу. Какой из него работник? Слабый он,
изнеженный. Здесь хоть пером скрипеть может, кое-что перепадает, а больше
же он ничего делать не умеет. Даже табуретку вон целый год починить не
может.
Так и не заметила я за мыслями этими, как до рынка добрела.
Раньше-то, когда, бывало, с отцом торговать яблоками ездили, все
удивлялась я на городских: такие вроде богатые, а скупые страшно. Все
норовят подешевле купить. Сами в такой одежде богатой ходят, а за грош
каждый так держатся, будто жизнь их от этого гроша зависит. А теперь сама
до хрипоты торговаться могу, сама этот грош в кулаке зажимаю. Хожу между
рядами и облизываюсь только.
С овощами мне повезло. Продавец - старикан такой, я его уже несколько
дней подряд на этом месте видела - почти не торговался. Все, говорит,
хватит с меня, распродаю поскорее товар и уезжаю. Слыхала небось про
знамения-то? Я говорю: ну да, слыхала кое-что. То-то, говорит, страшное
место ваш город, все под драконом живете. А сегодня, говорит, сам видел,
как человека одного поутру на площади схватили. Так вот, этот человек про
то кричал, что погибнет ваш город, что последний день сегодня наступил. Не
к добру такие крики, говорит. Может, спрашиваю, он сумасшедший был, а сама
чувствую, что у меня даже голос задрожал. Да нет, отвечает, не похоже,
чтобы сумасшедший. И пришел издалека видно, одежда на нем какая-то
странная. Да и о знамениях, опять же, весь город говорит, я сам позавчера
свечение над башней видел. Вы тут, говорит, привыкли под драконом своим
жить, а я даром что старый, а умирать пока что не желаю. Распродам вот все
поскорее и уеду, ну его к лешему, дракона вашего. Еще пару луковиц
напоследок мне за просто так подкинул.
Отошла я от него, а у самой даже ноги не гнутся, будто из дерева
сделаны. Пока плакала, пока себя жалела да обиды свои вспоминала, совсем,
глупая, про ЭТО забыла. А теперь оно вдруг как ожило, так и почувствовала,
будто оно на груди у меня шевелится.
Я даже остановилась прямо на дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34