Да стал бы
я попрошайничать, будь у меня обе руки. Больно нужно.
Да ну его совсем, что вспоминать-то. Сегодня хорошо подавали, будет
на что поесть, еще и на выпивку останется. Жаль только, что Кенк слег, на
пару с ним легче было бы работать. Двоим всегда больше перепадает.
Бедняга, шестой день уж мается. Не дай бог помрет. Хорошо еще, что у него
деньжата кое-какие припрятаны, есть чем Прагу за место заплатить. Да на
худой конец и я бы его худо-бедно прокормил, не в деньгах дело. Только бы
поправился.
Сегодня, пожалуй, заплачу, три гроша и переночую по-человечески, на
нарах. А то надоело в развалинах-то ночевать. Хоть и лето, а все равно
ночами прохладно. Годы-то уже не молодые, старые кости тепла требуют. Вон
как колени по утрам ноют, а что еще зимой-то будет? Зимой, конечно, Праг и
задаром ночевать пустит, не такой он человек, чтобы дать нашему на улице
замерзнуть. Да только его доброта-то боком потом выйдет. Он потом о
чем-нибудь таком попросит, что и в подземелье угодить недолго. И не
откажешь.
Знаю я его, сколько лет уже знаю. Так что всегда лучше, если гроши в
кармане позвякивают. Только вот жаль, что долго они у меня Не
залеживаются. А ведь если бы каждый день да всего по грошу откладывать -
это сколько же денег за все годы скопить бы удалось? Страшно подумать
даже. Вот Кенк - тот умеет копить, тот себе в последнем готов отказать, но
в заветный кошелек руку не запустит. Вот теперь зато и может хворать
спокойно. А я заболею - кто мне поможет? Кому я нужен-то? Э-эх, надо
наконец за ум взяться и откладывать гроши на черный день. А то помрешь вот
так на улице прямо или где под забором потому только, что все деньги до
последнего проживать умудрялся. Не-ет, надо взяться за ум, я еще пожить
хочу.
Я вообще люблю жить. Конечно, кое-кто может подумать, что у меня не
жизнь, а одно мучение, но я-то с ним не соглашусь. Это поначалу мне
казалось, что жизнь кончилась, когда руку-то потерял. Кузнецом стать хотел
- и вот без руки остался. За герцога нашего пострадал. Все, думал, теперь
не жизнь уже - ни дома, ни денег, ни руки. Глупый был, одно слово. Жить
все равно хорошо. Встанешь вот как сегодня спозаранку, выйдешь на улицу -
тихо вокруг, все еще спят, а ты стоишь и слушаешь. Тепло, спокойно, и
никаких тревог на душе. А зимой? Намерзнешься за день, продрогнешь,
притащишься в ночлежку - а тут тебе и похлебка горячая, и чарочка, и огонь
в очаге, и можно весь долгий вечер сидеть и разговаривать и ни о чем не
заботиться. Что толку в заботах? Заботься не заботься, а завтра все равно
придет и окажется совсем не таким, какого ты ждал. Надо жить сегодня - так
я считаю.
И вообще, уж если ты живешь, так нечего ныть да хныкать. Живи, другим
жить не мешай и радуйся, что не помер пока. Я вот уже тридцать два года,
как мог бы в могиле лежать, - а вот жив, хожу, ем да пью. Да ты любого из
тех, кого в тот день на Капласе порубили, спроси, что им больше по душе -
в могиле лежать или вот, как я, жить, - никто мою жизнь на могилу не
променяет. Даже Будар, маршал наш, и тот, я думаю, на могилу не согласился
бы. Что ему теперь толку во всех его богатствах, в милостях герцогских,
если он уж больше тридцати лет, как в земле лежит? А я вот пока живу.
То-то же.
Вообще люди чем лучше живут, тем злее становятся. Это уж точно. Вот
я, к примеру, никого не обижу, хоть и не имею почти ничего. Помру -
схоронить даже не на что. А этот толстяк, что на меня наорал, небось
каждый день по четыре раза пузо свое набивает. Так ему жалко мне медный
грош подать, прямо перекосило всего, будто я к нему в кошелек залез.
Разобрало его. Небось, жди его дома шесть голодных малышей да жена
больная, и то так не жадничал бы.
Но вообще-то сегодня подавали хорошо, жаловаться грех. Люди всегда
как какое беспокойство почувствуют, так сразу же начинают подавать лучше.
Уж я-то знаю. А тут как раз знамения, да камаргосы повсюду рыщут, да
какие-то бандиты появились, прохожих по ночам режут - вот и развязываются
кошельки-то сами собой. Честное слово, вот наступят снова тяжелые времена,
сам начну на стенах знаки дракона рисовать.
А вообще - страшно. Что-то такое тревожное в воздухе висит, гнет
какой-то, как перед грозой. И спокойно вроде все вокруг, а вот-вот
загремит. Шесть лет назад так же вот было, а потом как началась
заваруха... На улице тогда страшно показаться было, ни за что пропасть
было очень даже просто. В такое время ведь не разбирают особенно, прав ты
или виноват. Хватают всех подряд - и на виселицу. Чует мое сердце, то же
самое скоро начнется. Тут бы лучше куда подальше укрыться, да куда же
нашему-то брату, нищему, податься? В деревнях, говорят, снова недород, там
своих голодных хватает, а в городе одна надежда пропитание найти - все
время на людях быть. Только и остается, что не высовываться, не говорить
лишнего, держаться от беды подальше. А то, глядишь, получится, как утром с
этим беднягой, что перед ратушей кричал. Видел я, как его стражники-то
схватили, и минуты он поговорить не сумел. Да ему-то мало радости, что к
стражникам попал, по такому делу его все равно к камаргосам заберут. Это
если бы, скажем, он украл что или убил кого-нибудь, тогда, конечно, мог бы
радоваться, что стража рядом оказалась. Судили бы его все-таки, может,
даже и не повесили бы. А уж раз к камаргосам попадет - все, крест можно
ставить. Мне-то, конечно, камаргосов бояться нечего, я человек маленький,
ничего лишнего не говорю, ничего противозаконного поделаю, за герцога
нашего как-никак пострадал, а все равно страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34