— Внимание отделу! — Такое известие стоит объявить всем и каждому, это победа. Экраны и сферы сотрудников осветились красным, а мой голос приобрел некоторое сходство с трубой архангела. — С этой секунды можете считать, что машины могут принять человеческую душу и поддерживать ее жизнь! Вы слышите?! Могут! Свою главную задачу мы выполнили. У нас получилось! Дело только за изъятием ее из наших черепов!
Затем я начал пересказывать малозначимые детали, которые так греют сердце каждого работника. Первыми достаточной мощности достигли за океаном, но когда они еще проводили свои проверки и перестраховывались — мы смогли склепать аналог. Меня самого захлестывало ощущение праздника, той пьянящей и бурной радости, которая наполняет человека от давно ожидаемого события. Это был результат и моего, личного вклада в Гонку. Моей работы по специальности, всех тех нервов, страхов, вдохновений и прозрений, которые посетили меня за это время.
Бутов и Памеженцева «стучатся» с той стороны экрана.
— Это надо отметить, узловики, зуб даю, уже начали разливать спирт по мензуркам.
— Отметим. Мы тоже именинники. — В голове прокручиваются варианты организации легкого праздника. Естественно, я не могу своей волей целиком отменить в отделе рабочий день. Зато в моем распоряжении целая груда послаблений", ограничений и тому подобных поблажек, которые в таких случаях можно применять в максимальном объеме. — Ольга Карловна, сделаем так: часика за полтора-два до окончания рабочего дня собираемся в нижней столовой. Пусть девочки озаботятся провиантом. Думаю, работа сегодня у нас уже не получится, но от изображения трудовой деятельности я вас освободить не могу. — Шутка не лучшего качества, но улыбки на их лицах появляются.
Главный не собирает оперативки по поводу успеха, понимает, что все будут отмечать у себя, безопасники и психологи сегодня тоже не будут излишне бдительны. Каждый из нас жуткий индивидуалист, даже самые лучшие семьянины, которые умудряются весь неистраченный на работе пыл души отдавать близким. Без этого нельзя вступить в Гонку. Но именно этот дикий эгоизм в достижении цели роднит нас крепче семейных уз — мечта одна на всех, и когда мы делаем очередной шаг в ее достижении, это не может быть радостью одного. Пусть у института есть великолепный шанс погрязнуть в распрях, стоит делу дойти до распределения мест в очереди, но сейчас, когда мы только создаем этот волшебный плод, — радуются все. Так даже в средние века феодал и крестьянин одинаково радовались всходам пшеницы: созидание нового приятно всем.
Звоню Наташе и после секундной задержки вижу ее лицо.
— У вас уже отмечают?
— Нет, ближе к вечеру. — Сейчас ее мысли далеко, наверное, сидит за пультом, и глаза цвета дымчатого топаза фиксируют мое лицо только как еще один объект рассуждений.
— Договоренность в силе?
— Да. — Она жестом показывает свое намерение закрыть окно сообщения, и я согласно моргаю.
Оставшееся время пролетает незаметно, рассматриваю очередную модель и пытаюсь понять ту стратегию, которой пользуется ИИ отдела в ее разработке.
Но вот мы уже собираемся в этом гулком зале с зеркальными стенами. Отдел, эти несколько десятков лиц, способности и таланты каждого из которых я могу вспомнить в мельчайших деталях, но имя может вылететь у меня из головы. Стол организован, алкоголь разлит по стаканам и рюмкам. Мне необходимо только дать первотолчок этой жажде праздника.
— Коллеги, а переходя с казенно-штампованного языка на нормальный, люди, друзья! Каждый из нас видел египетские пирамиды и наверняка думал — какую шикарную гробницу заготавливал себе Хеопс и как много народу полегло ради его заблуждений. Но сегодня настал тот день, когда наша работа, наше общее дело по творению собственных усыпальниц, которые понесут нас в вечность, увенчалось победой! Памяти машин достаточно, их быстродействие фантастично, дело только за бальзамировщиками. А потому выпьем за жизнь, что обрела сегодня новое воплощение! За вас! — Высоко поднимаю бокал и чокаюсь с ребятами.
— За жизнь! За нас! За славу! — Звон хрусталя оттеняет крики, и мы опрокидываем первую. Небольшое шевеление челюстями и истребление закуски. Я хлопаю в ладоши, и звучит Моцарт, зеркала обретают глубину и начинают пульсировать яркими вспышками. Потом встает Бутов, и его глубокий голос на время заглушает мелодию.
— За удачу в работе! — И мы принимаем вторую. Я, впрочем, почти не пью, даже с автопилотом в машине есть ограничения по спирту в крови. Моцарт сменяется Бахом, потом Чайковским и Калинниковым.
Памеженцева говорит долго, приводит сравнения и аллегории, чуть ли не рассказывает сказку. Но даже ее длинная мораль кончается опрокидыванием третьей. Музыка становится более легкой, пробивается что-то современное. Гул за столом теряет синхронность, мы разбиваемся на тесные компании по три-четыре человека, начинаем травить анекдоты и вспоминать прошлые удачи.
— А как Зубченко молотком забивал вентиляторы?! — хохочет в дальнем углу девочка из планового.
— Работали ведь! К тому же я не нанюхался азота. — Тот смущенно отмахивается стаканом и пытается сам вспомнить историю позабористей.
Мы расслабляемся и смеемся, в ту минуту мы готовы простить друг другу прошлые подлости и увертки — ведь сейчас мы безобидны. Пирушка движется по своим извечным законам: начинаются танцы, потом парень из корпусного бюро пытается толкнуть речь, но остальные стаскивают его со стула, на который он взгромоздился, все опять устаканивается. Волны смеха, особо удачных историй и свежих острот перекатываются по головам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110