Плащ Грэма развевался по ветру, открывая его широкую грудь и мощные плечи. В одной руке он держал плеть, в другой – трость. Пенелопа с ужасом заметила, что последняя имела острый серебряный наконечник, который можно было использовать как кинжал. Несколько оборванцев, по-видимому, слишком поздно поняли это и теперь визжали от боли, истекая кровью.
Все произошло так быстро, что Пенелопа успела лишь разглядеть выражение ярости на изуродованном лице мужа. Он заглянул в экипаж, чтобы убедиться, что с Пенелопой все в порядке. Единственный глаз Грэма сверкал таким гневом, что Пенелопа задрожала от страха. Разъяренный муж был способен напугать ее больше, чем пиратское судно или отребье, обитающее в лондонских трущобах. Но тут кебмен, увидев, что путь свободен, рванулся с места.
У Пиппина перехватило дыхание, когда он увидел всадника исполинского роста, прискакавшего верхом на огромном вороном жеребце, чтобы спасти леди. Встав на колени на сиденье, он высунулся по пояс в окно и следил за тем, как тот разгоняет толпу, пока экипаж не свернул за угол. Вздохнув, Пиппин сел и молча посмотрел на Пенелопу огромными от изумления глазами, словно лишившись дара речи.
Охваченная трепетом, Пенелопа тоже была не? в силах говорить. Она не сводила глаз с ребенка, которого держала на руках. Девочка мирно спала.
Пенелопа едва сдерживала рвущийся из груди истерический смех. Слезы набежали у нее на глаза, и она начала раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь успокоиться.
Вскоре они услышали стук копыт вороного жеребца, и Пиппин вновь высунулся, чтобы еще раз увидеть свирепого всадника, однако тот держался позади экипажа и сопровождал его, не показываясь на глаза пассажирам кеба до тех пор, пока они не оказались в западной, ухоженной и благополучной части Лондона. Для Пенелопы стук копыт скачущего за экипажем жеребца был подобен барабанной дроби перед казнью. Она попала из огня да в полымя. Избежав ужасной гибели, она была обречена на не менее страшную участь. Пенелопа помнила, с каким суровым выражением лица Грэм взглянул на нее, и не рассчитывала на снисхождение.
И Пенелопа не ошиблась. Когда кеб остановился у ворот особняка, Грэм с громкой бранью набросился на кебмена. Заплатив за повреждения, которые получил экипаж, он предупредил его владельца, что придушит его, если он когда-нибудь еще раз посмеет отвезти леди в Ист-Энд. Затем Грэм принялся ругать лакеев за то, что они не торопятся открыть дверь и впустить в дом свою хозяйку. Все это время виконт как будто не замечал Пиппина. Переступив порог особняка, он наорал на дворецкого, распекая его за то, что тот позволил Пенелопе уехать, не выяснив, куда она направляется. Если бы в усадьбу не вернулся кучер и не предупредил Грэма о намерениях миледи, с ней произошла бы беда. Грэм поклялся, что в таком случае убил бы дворецкого на месте.
В конце концов виконт приказал слугам не выпускать Пенелопу из дома без его разрешения. Затем он обрушился со страшной бранью на служанок и горничных, которые выглядывали в холл, стараясь понять, что случилось. Их сразу же как ветром сдуло.
Разогнав всю прислугу, Грэм остался наедине с женой, державшей в руках узел тряпья, и жестом приказал ей следовать за собой в кабинет. Он был слишком разъярен, чтобы говорить с ней. Собравшись с духом, Пенелопа гордо вскинула голову и направилась за ним, внешне сохраняя полное спокойствие, несмотря на то что у нее поджилки тряслись от страха.
Грэм был ужасен в гневе. Пенелопа, крепче прижав к груди ребенка, ни жива ни мертва переступила порог кабинета, не зная, чего ей ждать от человека, который был ее мужем.
Когда он закрыл за ней дверь, Пенелопа почувствовала на себе его пристальный взгляд. Казалось, он пронзал ее насквозь. Однако когда виконт заговорил, в его голосе не было злобы, в нем звучала лишь обеспокоенность.
– Зачем вы это сделали, Пенелопа? Почему вы решились подвергнуть себя смертельной опасности ради этого нежизнеспособного ребенка? Боже мой, у девочки, вероятно, вши, она отравлена джином и, возможно, заражена сифилисом! Что вы собираетесь делать с ней? Неужели вы так страстно мечтаете иметь ребенка, что готовы украсть любого прямо на улице?
Долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз Пенелопы. Ее сотрясали глухие рыдания, но она все еще не могла повернуться лицом к мужу. Пенелопа знала, что он не поймет ее, потому что мужчина не способен понять те чувства, которые женщина испытывает к ребенку.
Грэм растерянно смотрел на жену, а та была не в состоянии говорить, слезы душили ее. Ему нечего было предложить ей в утешение. Грэм надеялся, что богатство сделает ее счастливой. Но теперь он видел, что деньги не приносят Пенелопе радости. Она стремилась любить и быть любимой, а он, ее муж, не мог дать ей этого.
– Все хорошо, Пенелопа, ничего страшного, – мягко сказал он. – Я не заберу ее у вас. Мы ее вымоем, покажем врачам, и, если девочка здорова, она будет жить в детской вместе с Александрой.
Пенелопа замотала головой.
– Я вовсе не этого хотела, – сказала она, стараясь сдержать мешавшие ей говорить рыдания. – Я привезла ее не для того, чтобы иметь ребенка, не для того, чтобы девочка непременно жила у нас. Я просто не могла бросить ее на произвол судьбы. Неужели вы этого не понимаете?
Слова Пенелопы вновь рассердили Грэма.
– Вы хотите сказать, – возмущенно промолвил он, – что отправились в самый зловещий район города и рисковали здоровьем и самой жизнью ради ребенка, которого никогда не видели и который вам в общем-то не нужен? Да вы с ума сошли, Пенелопа! Вы представляете, что могли бы сделать с вами обитатели тех гнусных трущоб?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127