Обе пострела сразу же послушно выполнили ее распоряжение и отвесили учтивые поклоны.
– Как поживаете, сэр? – в один голос спросили они.
Пенелопа сразу же заметила, что губы обоих мальчишек вымазаны шоколадом.
Тревельян бросил осторожный взгляд на молодую леди, которая с такой легкостью управлялась с шалунами.
– Дети всегда слушаются вас с первого слова, мисс Карлайл? – спросил он.
Пенелопу удивил этот вопрос.
– Джордж и Томас – чудесные ребята. Просто им иногда надо напоминать о правилах хорошего тона. Вы позволите им отвести вашу лошадь к кузнецу? Я за них ручаюсь.
Усмехнувшись, сэр Грэм повернулся к мальчикам, которые, затаив дыхание от волнения, ожидали его ответа.
– Вы должны пообещать, что не сядете верхом на Тора, – потребовал он. – Это слишком норовистая лошадь, и вы можете серьезно пострадать, если решите покататься.
– Хорошо, сэр.
– Мы будем осторожны, сэр.
Мальчики с благоговейным трепетом смотрели на закутанного в плащ загадочного незнакомца.
– Я верю вам. Не бойтесь Тора: если вы не попытаетесь оседлать его, он не причинит вам никакого вреда.
Вынув из седельной сумки массивную трость, Тревельян передал повод мальчикам.
Опершись на трость, он проводил взглядом удалявшихся вместе с Тором Джорджа и Томаса, а затем, сильно хромая, направился за Пенелопой по дорожке к дому.
Переступив порог, Пенелопа повесила свой плащ на вешалку, стоявшую у входа, и обернулась к гостю, чтобы предложить ему снять верхнюю одежду. Однако он, похоже, и не собирался раздеваться. Возможно, сделать это ему мешали травмы.
Пенелопа решила помочь ему:
– У нас нет слуг. В этом домике живем только мы с Августой. Если позволите, я могла бы...
Почувствовав на себе пристальный взгляд незнакомца, Пенелопа внезапно замолчала.
– Думаю, мне стоит остаться в плаще. Я не хочу напугать вас. Отведите меня в кухню, я посижу там, пока не вернутся мальчишки.
Постепенно Пенелопа начала понимать, почему незнакомец вел себя так странно – он стыдился своих увечий. Она не знала, как развеять его опасения. И тут Пенелопа вспомнила одного искалеченного на войне парня, за которым она ухаживала.
– Я дочь священника, мистер Тревельян, – сказала она. – Моя мать умерла, 'когда мне было всего двенадцать лет, и с тех пор я начала выполнять ее обязанности в приходе, включая и уход за больными. Священнику и его семье известны все стороны человеческой жизни – добрые и дурные, привлекательные и безобразные. Вы не кажетесь мне злым человеком, мистер Тревельян, а меня может испугать только это.
– Прекрасная речь, мисс Карлайл, но осмелюсь заметить, что вы никогда не видели такого обезображенного лица, как мое. Существует очень немного женщин, которые согласились бы находиться со мной в одной комнате. Ваша доброта на время сбила меня с толку, но я не хочу злоупотреблять вашим великодушием. Покажите мне, где кухня.
– Ей-богу, вы очень упрямы! Почему вы так стремитесь на кухню? Снимайте плащ, сэр, меня не испугаешь видом уродств и увечий.
Выслушав ее сердитую тираду, незнакомец покорно расстегнул пряжку, сбросил с головы капюшон и с вызывающим видом посмотрел на Пенелопу, ожидая ее реакции на то, что она увидела.
Пенелопа не дрогнула, когда перед ней предстало обезображенное лицо Тревельяна. Один его глаз был закрыт черной повязкой, другой – золотисто-карий – выжидательно смотрел на нее. Взгляд был довольно высокомерным, но ничего ужасного Пенелопа в нем не заметила, хотя догадывалась, что незнакомец мог внушать трепет, когда хотел этого. Пожалуй, она не желала бы попасть этому человеку под горячую руку.
Пенелопа внимательно разглядывала его лицо, которое когда-то, по-видимому, было красиво.
Над высоким лбом вздымались густые, преждевременно поседевшие волосы, а над закрытым черной повязкой глазом пролегала глубокая морщина. Большой шрам тянулся от виска через щеку и заканчивался на подбородке. Другая часть лица была испещрена более мелкими рубцами.
Пенелопа не могла понять, как ему удается раскрывать рот и говорить. Губы незнакомца тоже были сильно изуродованы.
– Вы должны каждый день благодарить Бога за то, что остались в живых, – заявила она и протянула руку, чтобы принять его плащ.
– В течение многих лет я каждый день проклинал Бога за то, что не дал мне умереть. Не просите, чтобы я в одночасье изменил свое отношение к нему.
Отдав Пенелопе плащ, Тревельян снова внимательно посмотрел на нее, но она, увидев все его увечья, ничуть не изменилась в лице, и он успокоился.
Пенелопа провела его в гостиную.
– Я не священник и не собираюсь произносить перед вами проповедь, – сказала она. – Но позвольте спросить, в каком сражении вы получили столь тяжелые ранения?
Сказав это, Пенелопа указала гостю на стоявшее у камина кресло, где он мог удобно расположиться и согреться. В это время в коридоре раздался звук шагов. Это Августа спешила на голоса, решив, что зашел кто-то из деревни.
– Я получил увечья вовсе не в сражении, – ответил Тревельян. – Если бы это были боевые раны, я благодарил бы судьбу. Нет, я был искалечен в результате несчастного случая, к которому привел мой разгульный образ жизни. Я оказался в дурной компании. Довольно трудно смириться с тем, что ты впустую потратил свои молодые годы и разрушил собственное будущее. Вы слишком молоды и невинны, чтобы понять меня.
– Я не так уж молода и неплохо знаю жизнь. Впрочем, не в этом дело. Сюда идет Августа. Думаю, она угостит нас булочками.
Когда экономка вошла в гостиную, Тревельян поспешно повернулся лицом к огню. Пенелопа вкратце объяснила Августе, что произошло, и гость кивнул пожилой женщине, стараясь не поворачивать головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127