Закутанные до самых глаз, они смотрели на него холодным взглядом черных, с покрасневшими белками глаз.
— Кто вы? Что вам надо от меня? — крикнул Фулк, хватаясь за кинжал.
— Мы от Рашид эд-Дин Синана, пусть его имя живет вечно… Тебе он известен как старый Владыка гор. Мы пришли за тобой, Фулк де Лангр.
Человек говорил странным, словно сонным, голосом, и Фулк унюхал непонятный едкий запах, исходивший от обоих мужчин, которые подходили к нему все ближе и ближе, пока он безуспешно пытался вытащить меч.
Глава 28
Алуетт мало что понимала, разве лишь что изменился голос человека, заботившегося о ней, и исчезло нечто зловещее, пугавшее ее.
Она все еще плыла на облаке над землей, хотя глаза у нее были открыты и она подчинялась самым простым приказаниям, например: «Сядьте», — или: «Повернитесь на бок, чтобы я мог осмотреть рану на голове», — или: «Съешьте суп, пожалуйста». Она подчинялась, потому что вдыхала вкусный запах и чувствовала ложку у своих губ. Постепенно силы возвращались к ней, и голова перестала кружиться, когда она садилась. Даже боль в висках сошла на нет.
Она не могла сказать, кто она и как здесь очутилась, где бы это здесь ни было, но два человека с добрыми голосами были заботливы с ней и поили ее горькими отварами, после которых она чувствовала себя крепче. Ее память была как чистый лист бумаги.
Алуетт знала, что голос одного из тех, кто заботился о ней, слышала раньше, хотя она не могла бы сказать, когда слышала его. Может быть, если бы они говорили не по-арабски, она бы вспомнила. Алуетт очень хотела вспомнить, но потом решила, что раньше или позже они ей сами все скажут.
— Я пришел, как только получил твое послание, Омар Аль-Карим. Как приятно видеть тебя снова. — И мне приятно, дорогой учитель. Почтенный Эль-Каммас, не та ли это женщина, слепоту которой ты хотел попытаться исцелить? Это ее похитил Фулк де Лангр?
— Та самая. Франки называют ее Алуетт де Шеневи. Она в самом деле слепая, но мне кажется, что ее слепота скорее от душевной раны, чем от болезни тела. Она была без сознания, когда французский рыцарь принес ее к тебе?
Аль-Карим коротко описал ее состояние, не забыл и о ране на затылке.
— Ей уже гораздо лучше.
Старый мавр взглянул на красивую женщину, лежавшую на кровати, на блестящие черные волосы, закрывавшие белые худенькие плечи. Она была в сознании и наслаждалась легким ветерком от опахала, которым размахивал над ней Гассан.
— А где франк, который принес ее?
— Я сделал, как ты велел, Эль-Каммас. Здесь были хашашины. Не думаю, что он еще живой.
Эль-Каммас удовлетворенно вздохнул, хотя как лекарь он не чувствовал радости при мысли о тех испытаниях, которые пришлось перенести Фулку де Лангру перед смертью. Интересно, его убили в Тире или ассассины-убийцы решили позабавиться с ним и утащили его с собой, чтобы сам старый Владыка гор мог распорядиться coup de grace.
Де Лангр был воплощением зла и потому заслуживал смерти. Теперь Алуетт свободна от него и можно взяться за исцеление ее души. Если Аллах пожелает, Эль-Каммас вернет ей зрение. Когда придет время, он пошлет за юным возлюбленным этой женщины, и, если Рейнер такой, как он думает, женщина исцелится полностью.
— Учитель, ты будешь лечить ее травами или сном? — спросил старого мавра его бывший ученик.
Эль-Каммас ответил не сразу. — Твои отвары успокоили ее, предотвратили воспаление и конвульсии, которые могли случиться от давления на мозг. Ты многому научился. А сон хорош, только если больной в сознании и можно не считаться со временем. Нет, я попытаюсь действовать гипнозом. Этому искусству меня научили греки. Смотри.
Он уселся на стул рядом с кроватью, на которой лежала Алуетт, как будто услышавшая что-то.
— Алуетт… Алуетт де Шеневи… Слушай меня, Алуетт. Меня зовут Эль-Каммас. Я помогу тебе, но ты должна все делать, что я тебе скажу. Не напрягайся. Твои веки тяжелеют, Алуетт. Закрой глаза. Слушай меня….
Его приятный низкий голос подействовал на Алуетт успокаивающе. У нее не было сил сопротивляться ему, да и зачем, если он обещает ей только хорошее. Тени от ресниц легли ей на щеки, когда она опустила веки. Ей казалось, что она плывет, следуя за голосом, что она совсем легкая и прошло всего несколько мгновений, а может, несколько недель, прежде чем тот же голос спросил ее:
— Ты помнишь, что ты леди Алуетт де Шеневи? Что ты была придворной дамой Филиппа Французского, а потом фрейлиной Беренгарии, королевы Англии?
Каким-то образом она поняла, что это правда, но сейчас это не имело для нее никакого значения.
— Да, — тихо сказала она.
— Хорошо. Мы еще вернемся к этому в свое время, а теперь я хочу, чтобы ты вспомнила свое детство. Скажи мне, Алуетт, какое у тебя самое раннее воспоминание?
Алуетт послушно отправилась в путешествие по времени и вспомнила замок Шеневи, расположенный на берегу реки. Она может рассказать о себе. Щеки у нее цвета вишни, волосы черные, и она все время смеется, потому что играет в прятки с братом Анри, а потом делает вид, что кричит от страха, когда он находит ее в старой башне.
— Ты улыбаешься, когда рассказываешь о замке и об Анри. Ты была счастлива?
— О да. Все меня любили. И Анри, мой сводный брат, и мой отец, и моя няня Эрменгарда…
— А твоя мать, Алуетт?
Морщинка пересекла белый чистый лоб Алуетт.
— Ее нет. Она… Она умерла, когда родила меня.
— А что твой отец рассказывал тебе о матери? Как ее звали?
— Лизетт. Он говорил, что она была очень красивой… И у нее были такие же черные волосы, как у меня, такие же голубые глаза и припухлые губы.
— А как было ее полное имя? Она — дочь какого-нибудь аристократа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93