— Рейнер, не могу… мы не должны… пожалуйста… Я же все тебе объяснила… Не говори больше об этом.
Он прижимался к ней всем телом, мучая ее недостижимым блаженством, зная, как близко она подошла к нему и как он истязает ее, не давая пройти весь путь до конца.
— Будь моей женой! — потребовал он, тяжело дыша.
Алуетт словно жгло огнем, и только один — единственный Рейнер мог погасить бушевавшее в ней пламя. — Черт бы тебя побрал, Рейнер! — крикнула она, крутя головой и вонзаясь ногтями ему в спину. — Ладно… Я буду твоей женой!
Рейнер радостно рассмеялся, причмокнул и осторожно, чтобы не причинить ей боли, вошел в нее.
Раз, два, и она вскрикнула от острого ощущения счастья. Всего одно мгновение, и Рейнер дал волю себе, шепча ее имя и все дальше погружаясь в нее, пока его сотрясали последние конвульсии.
Наверно, она на какой-то миг потеряла сознание, потому что, когда очнулась, он уже лежал рядом с ней и по его мерному дыханию она поняла, что он спит. Единственная свечка погасла, она почувствовала это по запаху. «Не беда, — подумала Алуетт и улыбнулась. — Мне ли бояться темноты».
Алуетт лежала на спине, наслаждаясь близостью его тела и тяжестью сильной руки, по-хозяйски обнявшей ее. Крики ночных птиц, чужие ее слуху, смешивались с далеким шумом праздника.
Пресвятая Богородица, что же она натворила? Нельзя было ей ради них обоих так потерять себя. А теперь будет нечестно, если она не выполнит своего обещания, будь оно даже исторгнуто из нее сладчайшей из пыток.
А может, все ее сомнения ничего не стоят? Может, он прав? В конце концов, незаконное рождение — самая обыкновенная вещь на свете, а Рейнер любит ее, даже несмотря на ее слепоту. Ей хотелось бы быть достойной его женой. Да и другая причина, если она сама о ней не помнит, наверно, тоже какая-нибудь чушь? Она мысленно заглянула внутрь себя, и то, что мучило и тревожило ее, зашевелилось, как большой сонный дракон, напоминая ей, что оно есть, оно живо и никуда не исчезло.
В конце концов она тоже заснула.
Во сне она услыхала голос, ненавистный голос, смеявшийся над испуганной девочкой, которая плакала, показывая рукой на красную кровь на простыне и на ее ногах.
— Ничто не может сравниться с юной девственницей, Филипп… Ты тоже должен попробовать. Почему бы тебе не взять ее? Самое трудное я уже сделал! Ха! Ха!..
Напившийся Филипп с трудом открыл красные глаза, не в силах даже осознать ужас, творившийся перед ним. Его самый близкий друг, как голый сатир, склонился над плачущим ребенком, выставив окровавленный член… Голова Филиппа опять упала на стол, а его храп заглушил крик маленькой мученицы и издевательский смех насильника.
Алуетт проснулась вся в поту, все еще во власти криков, терзавших ей душу, однако понимая, что в этой тихой комнате ей нечего бояться.
Было совсем темно. Утренняя заря еще и не думала заниматься, и луна в эту ночь не освещала землю. Но вот глаза Алуетт немного привыкли к темноте, и она увидела рядом с собой укрытого простыней мужчину.
Рейнер лежал на животе, и золотые волосы упали ему на лицо, повернутое в другую сторону. Она видела, как поднимаются его широкие плечи в такт дыханию.
Она видит его! Она видит!
Алуетт вцепилась в его спину и закричала:
— Рейнер! Свет! Зажгли лампу! Я вижу, Рейнер! Я вижу!
Он проснулся мгновенно, как солдат, привыкший ко всяким неожиданностям. Его лицо было в тени, и Алуетт смогла разглядеть лишь ястребиный профиль и раздвоенный подбородок.
— Ты видишь? Что за чудо! Спокойно, я сейчас принесу факел.
Алуетт слышала, как он выбежал из комнаты, и слезы радости затуманили ей глаза. Сейчас она его увидит! Она увидит Рейнера де Уинслейда, английского рыцаря, который любит ее и хочет взять в жены.
Святая Мария, пусть он косит и у него кривой рот, и на лице шрамы или родимое пятно! Она едва сдерживалась, чтобы не дать волю своему нетерпению.
Алуетт повернула к двери лицо, услыхав его быстрые шаги. Она ощутила запах смолы, но в глазах у нее было темно, как всегда.
Рейнер ? Принеси факел, любовь моя! Мне не терпится увидеть тебя!
— Он… Я принес факел!
— Не шути, милый! Ведь я так долго ждала!
— Алуетт, родная, я не шучу. Ты видишь пламя, любимая?
Ей показалось, что ледяные колючки впились ей в живот.
Рейнер поднес факел совсем близко, чтобы она могла ощутить его жар, но увидеть, — она ничего не увидела. Проклятая темнота не отпускала ее с тех пор, как ей исполнилось восемь лет.
— Господи Боже мой! Нет! Нннеееееетт!
Глава 25
— Надеюсь, тебя привело ко мне дело неотложной важности, если ты нарушил мой приказ ждать, пока тебя позовут, — сказал Саладин, устраиваясь поудобнее в подушках в то время, как, укрывшись покрывалом, его темноглазая наложница бесшумно исчезла за ширмой. Опустив долу глаза, она не выдала себя ни одним вздохом, хотя султан почти довел ее до изнеможения всего лишь прикосновениями своих искусных пальцев. Помешать в такой момент… к тому же презренный неверный… юная женщина была вне себя от ярости, но не посмела выдать своих чувств, чтобы не уронить честь султана и не потерять его милость. Она знала, что он недолго позволит франку надоедать себе.
— Думаю, вы тоже сочтете, что это жизненно важно, как только выслушаете меня. Кстати, у вас прекрасный вкус, — сказал Фулк, кивнула в сторону гибкой гурии.
Будь Фулк де Лангр поумнее, он бы не делал подобных намеков. Неверный может лишь унизить любимую вещь султана. Фулк совершил ошибку, по-свойски обратившись к Саладину, словно он был ему ровней. Куда змее до сокола?
— Говори, — потребовал Саладин, а так как Фулк был скорее хитрым, чем мудрым, то он не обратил внимания на скривившиеся губы султана и холодный взгляд его черных глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93