В общем-то не важно, что в ней привлекает людей, подумал Чарли. Это их судьба — тянуться к ней, как к магниту. А его судьба — любить ее и сделать все, чтобы она была защищена от жизни.
Там, снаружи, за стенами музеев и галерей, — другой мир, хищный и бездумный. Это еще одна веская причина для «Ричланд-бэнк и Траст К°» субсидировать работу доктора Гарнет. Но это не причина для тех, чьи интересы задевает ее деятельность, чтобы не задевать Гарнет.
— Ох нет, — простонала Эйлин. — Она осела в кресле, словно внезапно обессилев. В ее маленьком кабинете на тридцатом этаже воцарилось молчание. — Я дважды беседовала с вами, читала вашу характеристику — из Гарварда, с вами встретилась Маргарет Кребс... Но каким образом я могла проследить ваше родовое древо? С помощью ФБР?
Они некоторое время сидели молча.
— Вы считаете, это серьезная проблема? — наконец произнесла Уинфилд. Сегодняшний день — сплошные проблемы, значительную часть которых нагрузил на нее отец во время совместного ленча. Отец, очертя голову ринувшийся в свой крестовый поход, переживающий жизненный кризис, характерный для его возраста. Уинфилд, как большинство сицилийцев, воспринимала семейные проблемы с гибельной серьезностью. Да и мало забавного можно увидеть в том, что отец, полностью утративший способность к самозащите, оказался отданным на милость врага с моралью помойной крысы. Во всем клане Риччи Уинфилд знала единственного человека, по крысоподобию превзошедшего Чио Итало, — себя.
— Проблема серьезная, — согласилась Эйлин и продолжила с той настойчивостью, которую ее оппоненты в суде называли «смертельным захватом Хигарти», — она состоит не в том, что вы можете предать меня, — вы прекрасная девушка, Уинфилд. Но ваш кузен Винс попросту раздавит вас.
— Но то же самое грозит и вам, Эйлин. И вашей новой подруге, Леноре!
— Да, ей больше, чем кому-либо, — согласилась Эйлин. На этот раз обе молчали несколько минут. Наконец Эйлин заговорила:
— Что мне, черт возьми, делать? Я готовлюсь вести защиту в процессе, который должен потрясти всю Америку и стать важнейшим прецедентом по связанным со СПИДом делам на годы, если не десятилетия. Мне не нужны посторонние конфликты.
— Я видела документы, которые вы подготовили для слушания, — согласилась Уинфилд. — Но на этом этапе дело выглядит обыкновенной низкопробной уголовщиной. Есть потерпевший, он требует компенсации за разрушенное здоровье... Вязкое, липкое дело. Чтобы придать ему остроту — простите невольный каламбур — существует единственная возможность: привлечение к суду остальных проституток Риччи как соответчиков. Вот тогда у нас получится процесс шумный, как по наследству Рока Хадсона. Или по обвинениям в дискриминации.
— Оч-чень хладнокровная точка зрения.
Уинфилд пожала плечами.
— Вы надеетесь выжать что-нибудь существенное из доктора Баттипаглиа? Говорят, ему приказано было признавать всех девушек здоровыми, как бы оно ни было на самом деле!
— Можно попробовать. Что затем?
— Одна моя соученица работает в Манхэттенской окружной прокуратуре. Ее зовут Леона Кэйн. Она — помощник федерального прокурора. — Уинфилд сделала паузу. — Внимание к процессу возрастет, если вмешается федеральный прокурор.
— И вы готовы швырнуть своего кузена в ров со львами?
— Видите ли, — небрежно сказала Уинфилд, — на посторонний взгляд, мафия неуязвима. Монолитна. Но все в мафии основано на страхе. Женщину держат в семье в состоянии привычной униженности и запуганности. Она постоянно помнит, что ее дело — готовить еду и рожать детей. Малейшее появление независимости — и ее ждет свирепая расправа. — Уинфилд умолкла, ушла в себя. Эйлин понятия не имела, о чем она думает, но ясно было и без слов, что невозмутимая юная леди задета за живое.
Уинфилд моргнула, словно отгоняя наваждение.
— Расправа грозит не только женщинам — любому в семье, кто захочет жить по-своему. Даже самый уважаемый, крепко стоящий на ногах человек не исключение. — Она умолкла, словно подбирая слова, но, когда заговорила снова, они посыпались так быстро, что набегали друг на друга: — Человек, захотевший сделать что-нибудь по-настоящему полезное, вернуть часть награбленного. Пожелавший настоящей жизни, а не механического накопления богатства — без отдыха, без радости. Что его ждет?
Эйлин уже достаточно знала Уинфилд, чтобы понимать, каким бурным проявлением чувств был такой монолог. Она долго смотрела на девушку, потом спросила:
— Мне кажется, вы имели в виду кого-то лично?
Уинфилд кивнула.
— Моего отца. Ему грозит страшная опасность. Он или не знает об этом, или делает вид, что не знает, чтобы не пугать меня. — Она снова умолкла, словно удивленная вырвавшимся у нее признанием. Но не удержалась и продолжила: — Он чересчур человечен и не понимает, что его враги похожи на роботов, это манекены в человеческом обличье. — Она почти рычала от ненависти, но, спохватившись, умолкла и заговорила прежним тоном: — Много лет назад было заключено соглашение, вступившее в силу, когда отец закончил Гарвард и начал работать в «Ричланд». Прошло двадцать лет. Он работал всю жизнь, и ему некогда было оглядеться, чтобы познакомиться поближе со своими нежными родственниками. Теперь у него на глазах шоры — он не понимает, что они за люди. Но, к счастью, есть я, чтобы прикрыть его с тыла. Что я и сделаю.
Теперь ее голос звучал ровно и холодно. Уинфилд сделала глубокий вдох и заново скрестила свои длинные ноги. Она казалась совершенно спокойной, но Эйлин уже никогда не смогла бы увидеть в ней прежнюю Уинфилд, хладнокровную девицу, которую невозможно вывести из равновесия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168