составлением досье на политических деятелей разного ранга. По мнению Итало, его архив был не хуже, чем у ФБР.
У него были основания гордиться своими досье. В дополнение к тому, что его агенты собирали годами — устанавливая подслушивающие устройства, вскрывая корреспонденцию, фотографируя свои «объекты», — Итало ухитрился наложить лапу на самые засекреченные документы двадцатого века.
На протяжении полувека Эдгар Дж. Гувер удерживал свою власть, манипулируя государственными лицами посредством огромного объема порочащей информации. Личный архив Гувера был предметом вожделений его компаньона Клайда Толсона. Ходили слухи, что перед тем, как последовать за Гувером на тот свет, Толсон уничтожил заветный архив. Но это были слухи. Итало загодя запасся козырем в виде мемуаров двух пожилых леди, некогда состоявших при опочивальне мистера Толсона. Эти воспоминания могли серьезно омрачить закатные годы экс-компаньона могущественного лидера ФБР. Итало, доставший из рукава козырную карту, совершил натуральный обмен с Толсоном, не унаследовавшим деловую хватку своего патрона.
Архив состоял из двадцати семи дважды прошитых папок. На протяжении долгих лет Итало переписывал их содержимое на компьютерные диски. Конечно, у него было много молодых помощников, которые могли бы выполнить эту работу. Но тогда они узнали бы то, что знал только он. Поэтому Итало Риччи решил взять этот титанический труд на себя. И был уже на половине пути к его завершению.
Он уже знал, кто из членов Верховного суда любит переодеваться в женские платья, — это могло принести существенную пользу на случай какой-нибудь коммерческой тяжбы. От сенаторов, принимавших услуги проституток-мальчишек, Итало получил много исключительно полезных предупреждений. Короче, он располагал информацией об интимной жизни всех субъектов деловой и политической жизни страны от А до Л. Единственная проблема — сроки. Многие объекты досье уже ускользнули от Итало на тот свет.
Он выключил компьютер. Где-то за Гринвич-Виллидж завопила сирена. Ненавистный Итало звук, символ необузданной ярости безумного мира снаружи. Вой сирен всегда напоминал ему вопли плакальщиц на похоронах, гнусных стервятников, которым платят, чтобы с помпой выразить свое неискреннее горе. Настоящие люди молча склоняются перед ударами судьбы. О жизнь! Ты вечно припасаешь невзгоды... для тех, кто еще жив.
Часы на церкви пробили час дня. Телефон, стоявший у его локтя, звякнул. Итало сразу же снял трубку.
— Onorevole, — произнес знакомый грубый голос. — Это Игги.
— Слышал, что ты в городе, amico mio. Счастливое совпадение, позволю себе добавить.
Собеседник кашлянул.
— К твоим услугам, дорогой старый друг.
— Доставь мне удовольствие разделить с тобой завтрак, — продолжал Итало. — Ты сейчас свободен?
— В каком ресторане мы встретимся?
— Рестораны убивают, — мягко рассмеялся Чио Итало. — У меня в офисе, дорогой друг. Прямо сейчас.
* * *
— Грубая работа, — произнес Чарли. Его лицо было бледным, губы мрачно поджаты. Они с Гарнет смотрели вечерний выпуск новостей.
— Но эффективная.
— Я вижу на этом товарный знак Винса Риччи.
Они тщательно выбирали слова. Не из-за подавленности и растерянности, в которую погружаются обыватели после получасовой лавины преступлений и бедствий, обрушенной на их головы вечерним выпуском новостей. Это было отрешенное молчание мыслящих людей, яростно ищущих выхода, отчаянно пытающихся увидеть смысл в жестоком и иррациональном — и терпящих поражение.
Гарнет допила свой коктейль и встала, разглаживая юбку. Она покосилась на Чарли, пропустив сквозь пальцы белый хохолок на макушке.
— И Уинфилд в это время была совсем рядом?
Чарли кивнул со странной безучастностью.
— Она сказала мне, что никто больше не... — Он замолчал и прерывисто вздохнул. — Винс должен был знать, что она там. Он понимал, что ей грозит опасность.
Гарнет помолчала, потом задумчиво произнесла:
— Наверное, наемного убийцу выбирают так же тщательно, как, скажем, когда приглашают художника написать портрет... Ему нужно предоставить творческий простор, возможность принимать собственные решения и через них выразить свою жуткую душу. — Лицо Чарли все больше мрачнело. — Тогда это убийство — автопортрет Винса Риччи. Не хочешь ли сегодня поесть дома? Рестораны становятся опасными...
Чарли не отозвался на шутку. Он осушил стакан и налил себе еще немного ирландского виски.
— Если я попрошу ее бросить это дело, она не послушается и влезет еще глубже. Винс особенно жесток с теми, кого он считает не просто врагами, а предателями. Если ты — Риччи и идешь против него, ты заслуживаешь особой смерти.
— Что такое особая смерть? — мрачно спросила Гарнет. — Можно ли сделать труп в два раза мертвее?
— Особая смерть, — он говорил намеренно жестким тоном, — когда речь идет о многообещающей молодой женщине...
Он осекся. Гарнет заплакала, очень тихо.
— И такое происходит каждый день, где угодно... — Слезы накапливались в углах ее миндалевидных глаз. Одним рывком она преодолела расстояние между ними и прижала его лицо к своей груди. — Она ответственный человек, твоя дочь. Дело, которое она себе нашла, — грандиозное, но очень рискованное. Мы все сейчас — в зоне повышенного риска. Когда-нибудь, когда немного стихнут политические страсти и мы перестанем пугаться из-за коммунистов, тогда мы увидим лицо настоящей опасности. Политические страсти — пустая риторика, а вот это — реальная угроза... Через сколько десятилетий люди смогут дышать спокойно?
— И пить чистую воду, — иронически продолжил Чарли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168