Никки спустился в маленькую каюту «Ширли-Герли». Помощники-китайцы мельком взглянули на него, продолжая заряжать свои девятимиллиметровые браунинги. Пули, поблескивающие при тусклом свете, были похожи на жирных жуков.
— Это все? — спросил Никки.
Один из матросов, по имени Ларри, сделал гримаску:
— Есть пара старых «армалитов». Ждете неприятностей?
— Как всегда.
— Эти «армалиты» еще до второй мировой войны, — объяснил Кохену один из юных помощников.
— Но готовы к бою?
— Вы знаете Хэкшмидта. Для него мы постоянно в состоянии войны.
Второй матросик, продолжая заряжать магазины, отозвался:
— Я не вспоминал коммандора Хэкшмидта целую неделю. От души надеюсь, что и он о нас забыл.
Кохен почесал подбородок и почувствовал под пальцами щетину. Не стоило так распускаться. Но при таком образе жизни — ночные проверки бухточек и заводей, поиски следов пребывания контрабандистов, круглые сутки на свежем воздухе, под открытым небом, — каждый разболтается.
Поговорив с местными жителями, Кохен убедился, что нацелился правильно. Здесь часто видели гидроплан без бортовых знаков, прилетавший всегда ночью. Если Кохен проявит немножко терпения, что-то очень серьезное свалится прямо ему в руки. Но, по слухам, в Манхэттене разворачивался шумный процесс, окружной прокуратуры против одного из Риччи, и Кохену до смерти хотелось назад, в город.
Спокойно, сказал он себе. В Манхэттене он — просто один из агентов ФБР, подчиненный Саггса. Здесь, на побережье, он сила, с которой обязаны считаться, отважный шериф с двумя верными помощниками. Кохен машинально выпятил челюсть в стиле Гэри Купера и едва не расхохотался: его крошечный отряд — сила? И все же...
Глава 76
В Локри, как и во всей Южной Италии, воскресенье вовсе не предназначено для отдыха. Это было известно даже лорду Хьюго Вейсмиту Мэйсу. В воскресенье, когда все бабье убирается в церковь, мужчины собираются, чтобы обсудить свои планы на будущую неделю.
Впрочем, как и в большинстве полутропических стран, здесь не любят заглядывать вперед больше чем на день. В этих краях женщины по нескольку раз в день выходят за покупками, в строго определенные лавочки и магазинчики. В Локри был супермаркет — но никто не доверится заведению, где цены написаны на товарах и нельзя поторговаться, выпросить довесок или маленький подарок, пригоршню маслин или пучок зелени, тринадцатое яичко к дюжине или ломтик мортаделлы?
По-настоящему последовательные мужчины использовали воскресенье для создания новых деловых альянсов и измены уже существующим. Если человек был настолько значительным для местной экономики, как Молло, он непременно откладывал дела на воскресенье.
Молло даже для южанина был очень худым и низкорослым — как жокей. Он неизменно носил безрукавку для регби с горизонтальными полосками, и на подбородке у него всегда чернела не менее чем двухдневная щетина. В это воскресенье он потребовал, чтобы лорд Мэйс пришел к нему в немилосердно раннее время — одиннадцать утра. Объяснение было крайне неприятным.
— Он высказался совершенно определенно, — говорил Мэйс. — Манхэттенская вендетта близка его сердцу так же, как и вашему.
— Как дорого обходятся нам эти американские ladri! — рычал Молло. — Америка оказалась хуже джунглей для моих бедных Пино и Мимо!
— Наши партнеры в Америке хорошо знают свою территорию. Они вас не подведут.
— За это придется хорошо заплатить.
— Ну разве не счастье, что у вас есть молчаливый партнер с кошельком наготове?
Молло долго смотрел на него, не пронзительным, «мафиозным» взглядом, а с чисто человеческим любопытством.
— Но это все равно моя вендетта. Тот, кто убил Лукку Чертому, оказал мне услугу. Но человек обязан беречь свою честь. А вам это зачем?
Лорд Мэйс окликнул мальчишку, разносившего на террасе напитки.
— Хотите лимонада?
— Нет, спасибо. А вам это зачем?
— "Nettezza urbana", — процитировал Мэйс девиз на пахучих грузовичках мусорщиков: «Мы хотим сохранить наши города чистыми».
Никто, ни разу, ни при каких обстоятельствах не видел Молло смеющимся. Но тут он улыбнулся.
* * *
Воскресное утро Уинфилд любила проводить в абсолютной праздности. На этот раз ничего не вышло.
Правда, отец уже полностью оправился от транквилизаторов и прочей дряни, которой его напичкали в лесной клинике, и ей удалось спровадить его вниз, к Гарнет, освободив пространство для своей личной жизни.
На нее всегда целебно действовало созерцание Крайслер-Билдинг, залитого золотыми солнечными лучами, отбрасывающего длинную тень, как и весь Манхэттен, в своем порыве ввысь. На диване у нее за спиной вытянулся во весь рост Керри. Уинфилд уже привыкла постоянно видеть его длинные ноги и сильные плечи, здесь или в его квартире в Хобокене, и это зрелище казалось ей таким же целебным, как и Крайслер-Билдинг. Как если бы это было изумительно вечная статуя в музейной экспозиции. Она очень надеялась, что Керри тоже нравится на нее смотреть.
Но только не сегодня. Этой ночью статуя слишком долго крутилась, устраиваясь поудобней, чтобы оказывать обычный целебный эффект. Керри никак не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, потом перевернулся на живот, потом на спину. Уинфилд не выдержала.
— Твое тело хочет что-то сказать мне. Может, попробуешь словами?
Керри беспомощно улыбнулся.
— Если я признаюсь, что у меня на уме, ты меня больше не пустишь.
— Я такая непостоянная особа? Слушай, глупыш, если уж я тебя не выставила, когда вообразила, что ты мой брат, вряд ли тебе особенно достанется сейчас.
— У тебя хватает собственных проблем. Винса берут под стражу завтра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168