– Лидер есть лидер. Опытный летчик, опытный штурман, все средства связи на борту… Назначат – и все. «Идите!»
Большинство считало так: на него возложено – пусть тянет. Наше дело за хвостом болтаться.
«Приняты еще два „наряда“, – докладывал Ростов.
В донесения ворвался текст, вызвавший пересуды: «Шубочкин позабыл у хозяйки подушечку и бритвенный прибор…» Начальник связи, на слух распознав радиста, тут же пообещал «бандиту эфира» пять суток ареста. «Бандита эфира» дружно осуждали, вспоминая другие его прегрешения, но сама проделка, хохма, текст поданной им радиограммы как бы подтверждали надежность переброшенного воздушного моста.
Трасса обжита, истребители Горова повеселели.
– Житников, когда ориентировка считается потерянной полностью?
– Когда летчик и штурман не узнают друг друга… Вообще-то пора бы ему объявиться! – Житникову не нравилась проволочка с выделением лидера. Как будто нарочно.
– Можно подумать, – скривил губы Горов, еще более болезненно, чем сержант, воспринимая, как их, тыловиков, манежат, – что мы сами до Ростова не дойдем…
– Действительно!
– А коли так, – продолжал капитан, чувствуя в себе силы для пролета, Амет-хану разрешено, а ему, тыловой крысе, нет, – извольте обеспечить, как положено. По всем статьям! – добавил Горов с вызовом, не зная, правда, какие тут существуют правила, поскольку за чужим хвостом никогда не ходил, привык в ответственном, всегда сложном для истребителя навигационном деле полагаться на свое умение. – Заслужил, а не позволено, видишь как? – апеллировал он к сержанту, не вполне, впрочем, уверенно: выпустили Амета, но еще раньше выпустили Чиркавого. Запрет вызван неудачей такого зубра, как Чиркавый.
Амет увлекал дальневосточника, провал Чиркавого страшил, в затянувшемся ожидании было что-то для него унизительное.
Но «качать права», теснить кого-то локтями, ломать сложившийся порядок – не в натуре Алексея.
Скорей бы кончали жевать резину!
«Терпеть, ждать своего часа», – говорил он себе. Ибо хуже «резины», хуже всякой волокиты, самое последнее дело перед вылетом – смена решений, чехарда «указивок».
Он послал на КП сержанта.
– Сгоняй, разведай, что они там колдуют… Житников исчез, а перед Горовым предстал Павел Гранищев.
– Ну и загнали же вас! – начал Павел, пристроивший свой «ЯК» возле самого КП. – Мне так объясняли: «Бостона», трехногого американца – знаешь?» – «Только что принимал из Тегерана». – «Тогда дуй, никуда не сворачивая, мимо городошников, на выселки, до той „америки“, а как в „Бостон“ упрешься, спроси. Они там прячутся, носа не кажут…» И то правда: «Бостон» нашел, вас никто не знает…
– Прошу представиться! – прервал его капитан.
– Лейтенант Гранищев!
– В чем дело? – Манера лейтенанта держать себя со старшим показалась Горову развязной.
– По распоряжению полковника Челюскина подключен к вашей эскадрилье до Ростова, – доложился лейтенант. Вернее, уведомил Горова. Поставил его в известность, спокойно и независимо. Поскольку и капитан и его эскадрилья в загоне, «ютятся, носа не кажут», – кто здесь с ними считается?
– Где полковник? – спросил Горов, глядя поверх головы лейтенанта, как бы намереваясь сейчас же лично во всем разобраться.
– Был на КП… «Где девять, там и десять», – сказал полковник.
– Но отвечать-то за вас мне, – резонно заметил Горов, угадывая в лейтенанте, в его залоснившейся куртке, в обшарпанном планшете с подвязанным на нитке карандашным огрызком фронтовика и испытывая удовольствие оттого, что ставит фронтовика на место. В Р., перед фактом запрета, все экипажи равны. – Мне, а не полковнику, – повторил Горов.
– А я отвечаю за перегонку «ЯКа»…
– На здоровье! Пожалуйста! При чем тут капитан Горов?
– Одиночку не пускают.
– И меня не пускают, берут на поводок, как этого… К поводырю и обращайтесь!
– Где Сусанин?
– Фамилии не знаю… Сусанин? Не интересовался!
– Кто ведет, тот и Сусанин, – пояснил Гранищев, коротко усмехнувшись. «Ну, товарищ капитан, – говорила его улыбка, – если вы и этого не знаете, тогда не удивляйтесь, что вас загнали под лавку…»
Житников, на крыльях мчась из разведки, сиял.
– Гвардия ведет! – еще издали прокричал он. – Гвардия ведет! – повторял сержант, усмиряя дыхание и ожидая, когда подойдут все летчики, чтобы выпалить главное:
– Экипаж Героя Советского Союза, гвардии майора!..
– Правда?
– ОД сказал!
– Того гвардии майора? Который Берлин бомбил?
– И Кенигсберг! – с апломбом подтвердил Житников. – Его зовут Георгий Павлович.
Известие импонировало каждому, кого принимал под свою опеку фронтовик-Герой, экипаж Героя. У них, бомбардировщиков, вся соль дела в экипаже, в его составе. Алексей Горов, когда шел в военкомат призываться, ни о чем другом, кроме «истребиловки», не думал. Летчик-истребитель – сам себе голова. И свинца принимает сполна один, и золота… А на бомбардировщике всю музыку создает экипаж. Скажем, на борту «пешки» – три человека, целый колхоз. Кто – холостяк, кто – женатик, одному нравятся блондинки, другому бы грибков на закусь – разные люди. А экипаж Георгия Павловича год воюет в одном составе, сплочен, един – боевая семья. И летчик и штурман – Герои.
– Базируетесь в Ростове? – продолжил Горов объяснение, несколько смягчившись к лейтенанту Гранишеву, поскольку теперь и летчикам, и эскадрильи, и этому приблудышу должно быть ясно, как в Р. относятся к Горову. Замухрышку не дадут, вот как. Не Сусанина выделяют, а экипаж Героя, гвардии майора.
– Под Ростовом… Станция Верблюд. Садиться буду в Ростове,
– Полк боевой? Действующий?
– Сталинградский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133