ведь иной раз достаточно знать, что есть, где-то есть, существует один, не обманувший общих ожиданий, чтобы не рухнула, держалась вся вера…
Сафонова не стало, и тут явился фронту Михаил Баранов.
Не за Полярным кругом, здесь, под Сталинградом, куда стянуты лучшие силы люфтваффе.
Вот поставить бы добра молодца Михаилу сына Дмитрия перед всем честным народом и спросить: кто командир? Пусть ответит, не мудрствуя, не забираясь в дебри: кто отвечает персонально за совместный «ИЛов» и «ЯКов» вылет – истребитель или штурмовик? Пусть выскажется. Пояснит на конкретном случае, за примерами ходить недалеко. Можно взять и массированный удар, когда «Группу № 5» повел на задание он, Раздаев. Все расчеты исходили из удара по Тингуте, а на рассвете, когда вырулил Федор Тарасович во главе собранной им «армады» и запросил разрешения на взлет, затопали, замахали, закричали по живой цепочке от КП: «Отставить!»
Вместо намеченной, обдуманной Тингуты Хрюкин перенацеливал штурмовиков на Громославку: «Ч» – время удара – семь тринадцать. Громославка – клятое место, гнездование «мессеров»…
Задержанный в последний момент, Раздаев разослал своим ведомым гонцов: Тингута отменена, приказано бить по Громославке. Сам всей душой противясь Громославке, старался себя на нее настроить… Громославка для беззащитного «ИЛа» – гроб. Начал запускать мотор – заливочный плунжер не поддается. «И он не хочет», – подумал полковник о моторе. Плунжер заело, мотор молчит. «Ч» подпирает, времени в обрез. «Не опоздать!..» Подхватив руками парашют, Федор Тарасович выбрался из кабины и грузно потрусил к резервной – слава Богу, приберегли – машине. Взлетел, не застегнув шлемофона. Узкий кожаный ремешок больно стегал летчика по лицу, отвлекал, вдернуть его в пряжку или прибрать он не пытался – некогда. «ЯКи» прикрытия, поднявшись навстречу, кучно взбирались на высоту – вперед и выше. «Поршни», куда? Отставить!» – кричал им по рации полковник, не зная, пойдут ли «маленькие» вместе с «ИЛами» на Громославку или же, не получив предупреждения, проследуют ранее проложенным курсом на Тингуту. – «Поршни», отставить, кто командир?!» – выходил из себя, рвал глотку Раздаев по отказавшей рации (сгорел предохранитель: заменить его – секунда, но нет ее, секунды. Откуда?! Логово «мессеров» по курсу, Громославка!). Ремешок хлестал полковника по щеке, кто командир, он не знал. «Поршни» исчезли, растаяли в высоте, утренняя синева неба дышала холодом. Примолкший Раздаев тянул за собой «горбатых», понимая, что их вот-вот прихватят, не допустят к цели «мессера». «Не опоздать», – сипел он, проклиная бессовестно смывшихся истребителей. «Ведущего „Поршней“ – в штрафную эскадрилью!» – испытал он жажду мести, может быть, уже и несбыточной… Только бы догнать, Авдыша, такого летаку, не пощадил, – вдруг вернулся он к своему поступку… жестокому… а как быть? – А этого – подавно… Со всеми потрохами, как в тридцать седьмом… Не опоздать!..» Никакая сила на свете не могла сдвинуть его в сторону от курса на Громославку, – непоколебимо вел он своих ведомых и шел сам на заклание…
Небо над Громославкой сияло спокойствием. Как будто волшебная метла прошла по страшному месту, очистив и обезопасив его… Лихорадка, терзавшая Раздаева, унялась, силы, прилившие с удачей, передались быстрой, по месту, по танкам, стиснутым балками, атаке…
Мучительно стыдно было сознавать Федору Тарасовичу на земле, какую великую службу сослужили им, штурмовикам, «ЯКи», ворвавшись в зону опасной Громославки за три-четыре минуты до прихода «ИЛов», связали боем немецких истребителей, это они увели, оттянули шакалов в сторону… Не расчет – случайность. Но возглавлял тех «ЯКов» Михаил Баранов, и он тут же обратил неразбериху себе на пользу: следующий вылет Михаил построил по стихийно возникшему образцу – намеренно упредил появление «ИЛ-2» над целью, расчистил для них воздушный плацдарм, как над Громославкой, создал «горбатым» условия для работы. Умение схватывать и творить на ходу у молодого Баранова, как говорится, в крови, это его и выделяет…
А что мог вынести на общий сбор он, Раздаев? Призыв к инициативе? Такие летчики, как Баранов, призывов не ожидают… «Бочки» крутят, черти полосатые!» – вспомнил он сверкнувшую над полем «спарку» Гранищева… Не застегнутый в спешке шлемофон, отказавшую в полете рацию?
Или публично раздеть себя, признавшись, что по сей день не знает, кто же несет ответственность за действия комбинированной группы – истребитель или штурмовик? Жизнь сильна обычаем.
Не все, что повторяется и получает распространение, входит в обычай: укореняются в жизни начала, для которых есть предпосылки, почва в сокровенных чаяниях и наклонностях человека. Обсуждения, подобные начатому, Раздаев устраивал и до войны: «Большой хурал», называли они такие сборища, летно-тактические конференции под конец сезонных учений, многолюдные, всегда для устроителя хлопотные, с необходимостью принять, разместить, накормить… предусмотреть все – от мелка и указки для инспектора до партийности выводов в развернутой резолюции и выдержанности программы заключительного концерта; эту-то сторону дела Федор Тарасович проводил без сучка без задоринки. Жизнь военного, как выяснилось, не только профессия, но и многое-многое другое, чему ни в пехотном училище, ни в летной школе не обучали и что приходится постигать самому… Как в тридцать седьмом, в Сарабузе, когда комэска капитан Раздаев стал врио, а вскоре и утвержденным командиром авиабригады. Усердием по службе, обходительностью с начальством и непреклонностью в отношениях с подчиненными покрывал Федор Тарасович то, чего недобирал в воздухе как летчик, как командир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133