прощение дона Тадео, столь благородно дарованное, восстановило ее честь в глазах всех. Даже донна Розарио иногда ей улыбалась, хотя и не имела еще мужества отвечать на ее ласки. Бедная женщина, раскаяние которой было искренно, была счастлива безмолвным прощением своей дочери, потому что не смела надеяться, чтобы молодая девушка совершенно забыла о том, какие мучения она перенесла от нее.
Через час доехали до Скачка Колдуна. В этом месте гора разделялась надвое пропастью неизмеримой глубины и футов в двадцать пять ширины. Дорога вдруг прекращалась; но несколько огромных и толстых дубовых досок, переброшенных с одного края пропасти на другой, составляли нечто вроде моста, по которому путешественники должны были перейти, рискуя сломать себе шею на каждом шагу.
К счастью, в этой стране лошади и мулы так привыкли к самым трудным дорогам, что никогда не спотыкаются и без всякого страха проходят не только по таким местам, но даже и по другим еще более опасным. Этот переход был назван Скачком Колдуна, потому что, если верить преданию, в ту эпоху, когда было предпринято завоевание Арокании, один колдун, пользовавшийся репутацией мудреца в своем племени, преследуемый кастильскими солдатами, не колеблясь перепрыгнул через пропасть, поддерживаемый в этом опасном скачке воздушными гениями, посланными для спасения его Пиллианом, к великому изумлению испанцев, прекративших погоню. Мы не знаем, справедливо или нет это предание, но мост все-таки существует именно в таком виде, как мы его описали, и путешественники прошли по нему, не останавливаясь, но не без трепета.
– А! – вскричал Трангуаль Ланек, указывая молодым людям на широкую дорогу, открывавшуюся перед ними на несколько миль. – Теперь, когда мы имеем возможность идти без препятствий, мы спасены!
– Нет еще! – отвечал Курумилла, указывая пальцем на столб синеватого дыма, спиралью поднимавшийся к небу.
– Неужели это опять Черные Змеи? Стало быть, они опередили, а не преследовали нас? Каким образом отважились они ступить на чилийскую землю? Удалимся на ночь в лесок направо отсюда и будем осторожно наблюдать за нашими врагами, чтобы снова не попасться к ним в плен, потому что на этот раз я уже не знаю, удастся ли нам благополучно вырваться из их рук.
Скоро путники спрятались в непроходимой чаще, где было невозможно подозревать об их присутствии. Для большей предосторожности, они говорили мало и то шепотом.
ГЛАВА LXXXVII
Кипос
После умеренного обеда путешественники приготовлялись предаться отдыху, как вдруг Цезарь бросился вперед с яростным ревом. Все схватились за оружие. Настала минута страшного ожидания. Наконец послышался шум шагов, раздвинулись кусты, и явился индеец.
Это был Антинапоэль, Тигр-Солнце. При виде этого человека донна Розарио не могла удержаться от крика ужаса. Мать заслонила ее собой, чтобы защитить ее.
Антинагюэль как будто не примечал присутствия молодой девушки и донны Марии; он ни на минуту не терял того холодного бесстрастия, которое скрывает чувства индейцев; он продолжал продвигаться медленными шагами, и ни один мускул на лице его не шевелился. Приблизившись к Трангуалю Ланеку, он остановился и поклонился ему, приложив ладонь правой руки к груди.
– Я пришел в гости к моему брату, – сказал он глухим и горловым голосом.
– Милости просим, – отвечал вождь, – мы разведем огонь, чтобы принять моего брата.
– Нет, я хочу только покурить с моим братом, чтобы сообщить ему важное известие, которое без сомнения ему неизвестно и которое герольд четырех уталь-мапусов возвестил мне сегодня.
– Будет исполнено по желанию моего брата, – отвечал Трангуаль Ланек, приглашая движением руки Курумиллу сесть возле него.
Трое индейцев уселись со всем церемониалом, принятым в подобных обстоятельствах. Они зажгли свои трубки и молча курили, рассматривая друг друга украдкой.
Наконец, после довольно продолжительного времени, употребленного на то, чтобы добросовестно посылать своим собеседникам клубы дыма в лицо, Антинагюэль заговорил:
– Вот, – сказал он, – кипос , который герольд вручил мне, Антинагюэлю, сыну Черного Шакала, самому могущественному из апо-ульменов пуэльчесских.
Он вынул из-под своего плаща легкую деревянную дощечку, длиною в десять дюймов, очень толстую и надколотую. В середине этой дощечки заключался человеческий палец. Она была обернута ниткой и на одном из ее концов была прибита разноцветная шерстяная бахрома – голубая, красная, черная и белая.
– Брат мой видит, – продолжал Антинагюэль, – что на черной шерсти сделаны четыре узла, чтобы показать, что герольд выехал через четыре дня после луны; на белой завязано десять узлов, означающих, что через десять дней после того четыре уталь-мапуса возьмутся за оружие, так как это было решено на великом совете, созванном всеми токи; на красной сделал узел я. Это значит, что воины, находящиеся под моим предводительством, присоединятся к экспедиции и что вожди могут рассчитывать на мое содействие. Братья мои последуют ли моему примеру?
– Брат мой забыл сказать мне одно, что, по-моему, очень важно, – отвечал Трангуаль Ланек.
– Пусть брат мой объяснится.
– Против кого поднимают уталь-мапусы оружие? Антинагюэль бросил взгляд на белых, которые наблюдали с беспокойством за этой сценой.
– Против бледнолицых, – сказал он тоном смертельной ненависти, – против этих инков, которые хотят нас поработить.
Трангуаль Ланек выпрямился и, взглянув в лицо своему собеседнику, сказал:
– Очень хорошо, брат мой могущественный вождь, пусть он отдаст мне кипос.
Антинагюэль отдал ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174