Гордая и надменная поза молодого человека ему понравилась. Поэтому после довольно грубого ответа Луи, дон Панчо вместо того чтобы сердиться на него сказал ему, поклонившись:
– Ваше замечание совершенно справедливо, господин...
– Граф де Пребуа Крансэ, – подсказал француз, кланяясь.
В Америке дворянства не существует, а потому титулы там неизвестны. Однако ж нет на свете другой страны, в которой это дворянство и эти титулы пользовались бы таким почетом! На графа и на маркиза там смотрят как на людей высшего сорта. То, что мы сказали, относится не к одной Южной Америке, где на основании прежних законов, утверждающих, что всякий кастеланец благороден, потомки испанцев могли бы по справедливости иметь притязание на дворянство. В Соединенных Штатах в особенности влияние титулов царствует во всей своей силе.
Бессмертный Фенимор Купер еще прежде нас сделал это замечание в одном из своих романов. Он рассказывает, какой эффект произвело одно из его действующих лиц – американец по происхождению, который, эмигрировав в Англию во время революции, вернулся оттуда с титулом баронета. Эффект этот был огромный, и Купер наивно прибавляет, что достойные янки в полном смысле слова гордились своим соотечественником-баронетом.
Откуда может происходить эта аномалия у таких свирепых республиканцев как американцы? Мы откровенно признаемся в нашем неведении и предоставляем другим, более посвященным в таинства человеческого сердца, старание разрешить этот трудный вопрос.
Бустаменте и дон Рамон глядели на молодого человека с симпатическим любопытством. Через минуту дон Панчо сказал:
– Прежде всего другой вопрос: позвольте мне, граф, спросить вас, каким это образом вы могли очутиться между людьми, которых мы осаждаем?
– По самой простой причине, – отвечал Луи, – я путешествую с несколькими друзьями и многими слугами; вчера шум битвы долетел до нас; между тем несколько испанских солдат прибежали укрыться на ту самую скалу, где я сам искал убежища, вовсе не желая попасть в руки победителей, если бы победителями были ароканы, люди, как говорят, свирепые. Битва, начавшаяся в ущелье, продолжалась в долине; солдаты, слушаясь только своего мужества, выстрелили в неприятеля; и это-то неблагоразумие было для нас так гибельно; мы были замечены.
Бустаменте и сенатор понимали как нельзя лучше, что думать о справедливости этого рассказа, но как люди светские сделали вид, будто поверили ему. Притом, Луи говорил с такой непринужденностью, с такой самоуверенностью, что они слушали его, улыбаясь. Антинагюэль и Черный Олень поверили всему буквально.
– Итак, граф, – спросил Бустаменте, – вы начальник гарнизона?
– Я, господин...
– Генерал дон Панчо Бустаменте.
– Ах! Извините, – сказал Луи с удивленным видом, хотя очень хорошо знал к кому он обращался, – я не знал, генерал.
Дон Панчо улыбнулся с гордостью.
– А велик ли ваш гарнизон? – продолжал он.
– С меня довольно, – небрежно отвечал граф.
– Человек в тридцать? – спросил Бустаменте вкрадчивым тоном.
– Да, почти, – самоуверенно отвечал граф.
Бустаменте встал.
– Как, граф? – вскричал он с притворным гневом. – С тридцатью человеками вы хотите сопротивляться пятистам ароканским воинам, окружающим вас?
– Почему бы и нет? – холодно отвечал молодой человек.
Голос француза был так тверд, взор его бросал такие молнии, что присутствующие задрожали от восторга.
– Но это безумство, – продолжал Бустаменте.
– Нет, это мужество, – отвечал граф. – Все вы, слушающие меня, люди неустрашимые; поэтому слова мои не должны удивлять вас; на моем месте, вы сами поступили бы так же!
– Да! – сказал Антинагюэль. – Брат мой говорит хорошо; это великий вождь между воинами своего народа; окасы будут гордиться победой над ним.
Бустаменте нахмурил брови; свидание принимало направление, не нравившееся ему.
– Попробуйте, вождь, – возразил молодой человек с гордостью, – но скала, укрывающая нас, высока, и мы решились скорее умереть, нежели сдаться.
– Все это одно недоразумение, граф, – сказал Бустаменте примиряющим тоном. – Франция не в войне с Чили, насколько мне известно!
– Я должен в этом признаться, – отвечал Луи.
– Стало быть, как мне кажется, нам гораздо легче условиться нежели вы предполагаете.
– Я вам скажу откровенно, что я приехал в Америку путешествовать, а не драться, и что если бы я мог избегнуть того, что случилось вчера, я сделал бы это охотно.
– В таком случае постараемся как-нибудь окончить нашу распрю.
– Я только этого и желаю.
– И я тоже, – отвечал Бустаменте, – а вы, вождь? – спросил он Антинагюэля.
– Что брат мой сделает, то будет хорошо.
– Тем лучше! – возразил Бустаменте. – Вот каковы мои условия: вы, граф, со всеми французами, сопровождающими вас, имеете право удалиться куда заблагорассудите; но чилийцы и окасы, которые находятся между вами, немедленно должны быть нам выданы.
Граф нахмурил брови, встал и, поклонившись присутствующим с величайшей вежливостью, вышел из хижины. Бустаменте и индейцы переглянулись с удивлением, потом бросились за молодым человеком.
Луи медленными и тихими шагами шел по скале, Бустаменте догнал его неподалеку от укреплений.
– Куда идете вы, граф? – сказал он ему. – Зачем вы ушли так внезапно, не удостоив нас ответом?
Молодой человек остановился.
– Генерал, – отвечал он резким голосом, – после подобного предложения, всякий ответ бесполезен.
– Мне кажется, однако... – возразил дон Панчо.
– Фи, генерал! Не настаивайте, я вернусь к моим товарищам; знайте, что все люди, находящиеся со мной, пользуются моим покровительством;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174