– Да, – отвечал Антинагюэль.
– Отец мой доволен своей поездкой?
– Доволен.
– Тем лучше, если отец мой имел успех.
– Что делал сын мой во время моего отсутствия?
– Я исполнил приказания моего отца.
– Все?
– Все.
– Хорошо! Сын мой не получил известий от бледнолицых?
– Получил.
– Какие?
– Много испанцев приготовляются ехать из Вальди-вии в Сантьяго.
– Зачем? Сын мой знает это?
– Знаю.
– Пусть сын мой скажет.
– Они везут в Сантьяго пленника, которого называют генералом Бустаменте.
Антинагюэль обернулся к Красавице и разменялся с ней взглядом.
– В какой день токи назначили свой отъезд из Вальдивии?
– Они отправятся послезавтра на восходе солнца. Антинагюэль размышлял несколько минут.
– Вот что сделает сын мой, – сказал он, – через два дня он снимет стан с долины и со всеми воинами, каких только может собрать, отправится к месту, которое он знает, где я буду его ждать. Сын мой понял?
– Да, – отвечал Черный Олень, утвердительно кивнув головой.
– Хорошо! Сын мой опытный воин; он разумно исполнит мои приказания.
Вице-токи улыбнулся с удовольствием при похвалах своего вождя, который не имел привычки расточать их; почтительно поклонившись ему, он грациозно повернул лошадь и уехал.
Вместо того, чтобы ехать по прежнему направлению, Антинагюэль повернул несколько вправо и крупной рысью поскакал к горам.
Некоторое время он ехал молча возле донны Марии, которая после его замечания остерегалась заговаривать с ним. Наконец, любезно обратившись к ней, он спросил:
– Сестра моя поняла отданные мной приказания?
– Нет, – отвечала Красавица с легким оттенком иронии, – брат мой справедливо заметил, что я не воин и следовательно не способна судить о военных приготовлениях.
Вождь улыбнулся с гордостью.
– Эти приказания очень просты, – сказал он с каким-то надменным снисхождением, – место, о котором мы условились, узкое ущелье, по которому бледнолицые должны проехать, отправляясь в Сантьяго, и в котором пятьдесят избранных воинов могут с выгодой сражаться против неприятеля, в двадцать раз многочисленнейшего. В этом-то месте я решился ждать инков. Ароканы завладеют высотами, и когда бледнолицые въедут в этот проход, ничего не подозревая, я нападу на них со всех сторон внезапно, и они будут убиты все до одного, если отважатся на безумное сопротивление.
– Разве нет другой дороги в Сантьяго?
– Нет; чилийцы должны непременно проехать это ущелье.
– В таком случае они погибли! – вскричала Красавица с радостью.
– Несомненно! – подтвердил Антинагюэль с гордостью. – Это ущелье знаменито в нашей истории; в нем прадед мой Кадегуаль, великий токи ароканов, с восемьюстами индейцев истребил всю испанскую армию в то самое время, когда эти хвастуны бледнолицые убаюкивали себя надеждой победить окасов!
– Итак, брат мой ручается, что спасет дона Панчо Бустаменте?
– Да! Если только не обрушится небо! – сказал Антинагюэль с улыбкой.
Через четыре часа Антинагюэль и его воины подъехали к ущелью.
ГЛАВА LII
Подкоп
Согласно предсказанию Трангуаля Ланека, Луи де Пребуа Крансэ выздоравливал с изумительной быстротой. Из желания ли ранее начать поиски, или по своему крепкому сложению, накануне дня, назначенного к отъезду, Луи выздоровел совсем и объявил дону Тадео, что в состоянии отправляться в путь когда угодно.
В романах люди, тяжело раненные, обыкновенно на другой же день как ни в чем ни бывало принимаются за свои любовные похождения, но в настоящей жизни бывает не так. Природа имеет свои неоспоримые права, перед которыми самый сильный человек должен преклоняться. Если молодой француз через пять дней после получения ран и мог встать на ноги, так это потому, что раны эти были неопасны; они только ослабили его несколько потерей крови и зажили от компрессов из oregano, растения, обладающего драгоценным качеством залечивать раны почти немедленно.
Однако все заставляет нас предполагать, что молодой человек, ослепленный любовью, ошибался, утверждая, что силы его возвратились. Он думал так от нетерпения, которое пожирало его. Впрочем, движения, которые он делал, могли служить доказательством, что он говорил правду и что действительно он выздоровел.
Еще другое беспокойство терзало графа: Валентин и Трангуаль Ланек уехали уже три дня, и никто не знал, что сделалось с ними.
Курумилла, о скором прибытии которого объявил Жоан, также не подавал о себе вестей. Все эти обстоятельства в огромных размерах увеличивали нетерпение молодого человека.
Дон Тадео со своей стороны тоже не был спокоен. Бедный отец, устремив взгляд на ароканские горы, беспрестанно дрожал от горести при мысли о страданиях, которым подвергалась его возлюбленная дочь среди ее похитителей.
Однако, по странной непоследовательности человеческой натуры, дон Тадео, несмотря на безмерную горесть, которая сжимала его сердце, ощущал неизъяснимое чувство радости при мысли о том, какое страшное мучение причинит он донне Марии, когда откроет ей, что жертва ее злобы была ее собственная дочь, то есть единственное существо, которое она истинно любила, невинная причина ее ненависти к дону Тадео, та наконец, каждую слезу которой она готова была в своей неистовой любви искупить своей кровью.
Дон Тадео, одаренный душой избранной, чувствами благородными и возвышенными, отталкивал эту мысль, внушаемую ему ненавистью, но она возвращалась все сильнее и упорнее, до того желание мщения врождено в сердце человека.
Дон Грегорио, получив от своего друга власть, торопился с приготовлениями к завтрашнему отъезду, подгоняемый Луи, который не оставлял его ни на минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174