в уголках губ едва уловимо мелькнула насмешливая улыбка.— Смотреть на детородный орган своего отца?!Иудаизм строжайше это запрещал.Кейт не выдержал, грохнул ладонью по столу:— Святоша…— За что вы нас не любите? — Рон Коэн был неплохим актером. Лицо его покраснело, он словно приготовился заплакать. — За то, что мы молимся за вас?! Просим Бога отпустить вам грехи?!
В аллее позади Бар Йохай в ночное небо взметнулись первые брызги искр и яркое пламя. Десятки костров зажглись почти одновременно.Веселый праздник Лаг ба-Омер начался!Взрослые и дети, в том числе даже самые маленькие, тащили в руках, везли на колясках обрезки досок, выброшенные на свалки ящики, коробки, разбитую мебель.Костры жгли на пружинистых зеленых израильских газонах, на которые дерн привозили скатанным в рулоны, на пластмассовой основе, и потом расстилали машиной…Всюду, на пригорках, на асфальте, даже в опасной близости от деревьев, горели костры…Многие семьи зажгли свои небольшие костры.Израильтяне сразу же поспешили заняться «общенациональным спортом», а попросту — жратвой, появились шампуры, соки, специи…Святой город трех религий к ночи наполнился запахом гари, жареного мяса, трелями пожарных машин, хороводами, пением детей и лаем собак.Рассыпавшиеся по склону огни мерцали вокруг, сколько хватало глаз, до арабской деревни Бейт-Сафафа и вверх в сторону Малки и дальше, к Кирьят-Йовель.В парке у железнодорожного полотна в Катамонах исюду горели костры.Иностранные рабочие — в большинстве румыны — на каменных бордюрах попивали свое любимое пиво «Голд-стар» — просоленные, прокаленные солнцем, в белых от строительной пыли майках и шортах, в крепко сбитых рабочих ботинках.Две молодежные компании выходцев из СНГ — человек по десять — пятнадцать — сидели по обе стороны олив. Совсем чужие друг другу: только «Здравствуй!» и «Пока!».Улица Бар Йохай против улицы Сан-Мартин…»Ребята с Сан-Мартин были постарше, серьезнее. Группировались вокруг молодежного паба с многозначительным зловещим названием «Сицилийская мафия».Паб принадлежал двоим.Макс — из молодых авторитетов, он иногда ненадолго приезжал в аллею. Сидел с пацанами. Вел себя как старший.Про второго — по слухам, полковника Советской Армии, афганца — говорили с опаской. Он был темной личностью…Вечерами в аллее ребята курили, валяли дурака, выгуливали собак, привезенных, как и они сами, за тридевять земель хлебать ближневосточного киселя…Одинокое дерево со взъерошенной ветром кроной, отделяло боковой придел, закрытый оливами от глаз гуляющих по Главной аллее.Гия сидел со своими. Слушал. Помалкивал.Разговор с убийства Амрана Коэна перешел на попрошаек вообще.— Я видел там у нас одного нищего. Рвал сотенные…Высокий, с темным плоским лицом, с маленькимиглазками. Арье был с собакой, выбракованным альбиносом-бульдогом Блинки. Он попридержал Блинки на поводке, вспомнил доисторическую родину.— Лень было считать… Ему говорят: «Ты чего, мужик? Крыша поехала?»— А он? — спросил рыжий Дан.— А чего он? Дерьмо не ценишь, даже если его очень много!— Козел… — В голосе прозвучало уважение.Арье и рыжий Дан — харьковчанин были сожителями Борьки Балабана по квартире.Оба ничего толком не знали о случившемся, большую часть событий проспали. Хорошо еще сегодня не ушли в ночь — по случаю праздника Лаг ба-Омер. Им было все интересно.— Ко мне подошел нищий, — говорил Арье. — В Рехавии, недалеко от банка. Просит. Серьезно так… Я дал десять агорот. Он посмотрел, сначала хотел швырнуть на тротуар! Потом стал мне объяснять свои проблемы. Сколько ему и чего надо в день съедать за сутки…— Козел, падло!Рыжий Дан реагировал на все одинаково. Ленка, сидевшая впереди них, рядом с Балабаном, беспрестанно оборачивалась. Мало ли что выкинут эти за спиной.«Оба отмороженные. Попали в чужую страну, ничего не знают, оттого ничего не боятся. Матерятся, хамят. Эти точно угодят в тюрьму!..»Третий с ними — жирный Боаз — был не такой оборзевший. Работал охранником муниципалитета. Попросту — сторожем. Проверял сумки на входе в офис…— Амран Коэн предлагал мне у него убирать.Боаз явился в аллею прямо со службы — в джинсах, в белой форменке с синими погончиками и клапанами на карманах, такого же цвета галстуке. Ремень врезался глубоко под толстый, навыкате живот.— Я бы согласился! Да ему надо как раз в те дни, когда я работаю…— С твоим-то жирком?!Девица Боаза, жидкая телка Мали — у себя в Брянске Мила — полулежала у него на плече. У нее, как и у Боаза, были вечно проблемы. То ее оскорбляли, то пытались трахнуть.— А чего?!— Брось ты! Уборщик из тебя… Между прочим, Ципи, марокканка, видела тут двоих… Похожих на «русских».Арье попридержал пса.— И чего?— Вроде подошли со стороны аллеи, постояли. Все смотрели на окна Амрана Коэна… Ну, а нам-то что?!Жирный Боаз погладил Мали сзади. Его волновали ее пышные формы.— Пусти… Ведь так? Я права, Гия?Все знали, что Мали неравнодушна к нему. Помани ее Гия пальцем — тут же бы послала Боаза далеко…Вопрос повис в воздухе.Гия сидел на каменном бордюре сбоку. Сросшиеся на переносье черные брови нахмурены, воротник кожаной куртки поднят…Темноликий Арье поднялся.Начал гонять альбиноса Блинки за апортом.Он таскал с собой еще приемник. Не переставал слушать музыкальные композиции. На седьмом канале всегда была современная клевая музыка.— Главное, чтоб к нам не привязались!Он снова швырнул апорт. Блинки с шумом рванул за ним в кусты.— Осторожнее с собакой! — крикнул Борька Балабан. — Напугаешь!— С них хватит, с козлов!— Платить будешь!..Ленка сидела рядом с Борькой Балабаном — тихая, в длинной куртке, под которой вроде и не было другой одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109