Швейк заметил, что в трактире он никогда о политике не
говорит, да вообще вся политика -- занятие для детей младшего
возраста.
Бретшнейдер, напротив, держался самых революционных
убеждений. Он провозгласил, что каждое слабое государство
обречено на гибель, и спросил Швейка, каков его взгляд на эти
вещи.
Швейк на это ответил, что с государством у него никаких
дел не было, но однажды был у него на попечении хилый щенок
сенбернар, которого он подкармливал солдатскими сухарями, но
щенок все равно издох.
Когда выпили по пятой, Бретшнейдер объявил себя анархистом
и стал добиваться у Швейка совета, в какую организацию ему
записаться.
Швейк рассказал, что однажды какой-то анархист купил у
него в рассрочку за сто крон леонберга, но до сих пор не отдал
последнего взноса.
За шестой четвертинкой Бретшнейдер высказался за революцию
и против мобилизации, на что Швейк, наклонясь к нему, шепнул на
ухо:
-- Только что вошел какой-то посетитель. Как бы он вас не
услышал, у вас могут быть неприятности. Видите, трактирщица уже
плачет.
Жена Паливца действительно плакала на стуле за стойкой..
-- Чего вы плачете, хозяюшка? -- спросил Бретшнейдер.--
Через три месяца мы победим, будет амнистия -- и ваш муж
вернется. Вот тогда уж мы закатим пирушку!.. Или вы не верите,
что мы победим? -- обратился он к Швейку.
-- Зачем пережевывать одно и то же? -- сказал Швейк.--
Должны победить -- и баста! Ну, мне пора домой.
Швейк расплатился и вернулся к своей старой служанке, пани
Мюллеровой, которая очень испугалась, увидев, что мужчина,
отпирающий ключом входную дверь, не кто иной, как сам Швейк
-- А я, сударь, думала, что вы вернетесь только через
несколько лет,-- сказала она с присущей ей откровенностью,-- и
я тут... из жалости... на время... взяла в жильцы одного
швейцара из ночного кафе, потому что... у нас тут три раза был
обыск, и, после того как ничего не нашли, сказали, что ваше
дело плохо и по всему видать -- вы опытный преступник.
Швейк быстро убедился, что незнакомец устроился со всеми
удобствами: он спал на его постели и даже был настолько
благороден, что удовольствовался лишь одной половиной, а другую
предоставил некоему длинноволосому созданию, которое из
благодарности спало, обняв его за шею. На полу вокруг постели
валялись вперемешку принадлежности мужского и дамского туалета.
По всему этому хаосу было ясно, что швейцар из "ночного кафе"
вернулся вчера со своей дамой навеселе.
-- Сударь,-- сказал Швейк, тряся незваного гостя,--
сударь, как бы вам не опоздать к обеду. Мне будет очень
неприятно, если вы начнете всем рассказывать, что я вас
выставил в такое время, когда уже нигде не достанешь обеда.
Прошло немало времени, пока заспанный швейцар из "ночного
кафе" раскусил наконец, что вернулся домой владелец постели и
предъявляет на нее свои права.
По свойственной всем швейцарам "ночных кафе" привычке,
господин этот выразился в том духе, что пересчитает ребра
каждому, кто осмелится его будить. После этого он вознамерился
спать дальше.
Швейк между тем собрал части его туалета, принес их к
постели и, энергично встряхнув швейцара, сказал:
-- Если вы не оденетесь, то придется вас выкинуть на улицу
так, как вы есть. Вам будет гораздо выгоднее вылететь отсюда
одетым.
-- Я хотел спать до восьми часов вечера,-- проговорил
озадаченный швейцар, натягивая штаны.-- Я плачу хозяйке за
постель по две кроны в день и могу водить сюда барышень из
кафе... Маржена, вставай!
Надевая воротничок и завязывая галстук, он уже настолько
пришел в себя, что стал уверять Швейка, будто ночное кафе
"Мимоза" безусловно одно из самых приличных заведений, куда
имеют доступ только те дамы, у которых желтый билет в полном
порядке, и любезно приглашал Швейка заглянуть туда.
Однако его партнерша осталась весьма недовольна Швейком и
пустила в ход несколько веских великосветских выражений, из
которых самым приличным было: "Олух царя небесного!"
После ухода непрошеных жильцов Швейк пошел позвать пани
Мюллерову, чтобы вместе с нею навести порядок, но ее и след
простыл. Только на клочке бумаги, на котором карандашом были
выведены какие-то каракули, пани Мюллерова необычайно просто
выразила свои мысли, касающиеся несчастного случая со сдачей
напрокат швейковской постели швейцару из ночного кафе. На
клочке было написано:
"Простите, сударь, я вас больше не увижу, потому что
бросаюсь из окна".
-- Врет! -- сказал Швейк и стал ждать.
Через полчаса в кухню вползла несчастная пани Мюллерова, и
по удрученному выражению ее лица было видно, что она ждет от
Швейка слов утешения.
-- Если хотите броситься из окна,-- сказал Швейк,-- так
идите в комнату, окно я открыл. Прыгать из кухни я бы вам не
советовал, потому что вы упадете в сад прямо на розы, поломаете
все кусты, и за это вам же придется платить. А из того окна вы
прекрасно слетите на тротуар и, если повезет, сломаете себе
шею. Если же не повезет, то вы переломаете себе только ребра,
руки и ноги и вам придется платить за лечение в больнице.
Пани Мюллерова заплакала, тихо пошла в комнату Швейка...
закрыла окно и, вернувшись, сказала:
-- Дует, а при вашем ревматизме это нехорошо, сударь.
Затем, постелив постель и с необычайной старательностью
приведя все в порядок, она, все еще заплаканная, вошла в кухню
и доложила Швейку:
-- Те два щеночка, сударь, что были у вас на дворе,
подохли, а сенбернар сбежал во время обыска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39