Один-- у которого
нога была оторвана гранатой, а другой -- с настоящей костоедой.
Только эти двое не услышали слова "tauglich". Все остальные, в
том числе и трое умирающих чахоточных, были признаны годными
для фронта. Старший штабной врач по этому случаю не преминул
произнести приличествующую моменту речь. Она была сдобрена
самыми разнообразными ругательствами и достаточно лаконична.
Все скоты, дерьмо, и только в том случае, если будут храбро
сражаться за государя императора, снова станут равноправными
членами общества. Тогда после войны им даже простят то, что они
пытались уклониться от военной службы и симулировали. Однако он
лично в это не верит и убежден, что всех их рано или поздно
ждет петля.
Молодой военный врач, чистая и пока еще не испорченная
душа, попросил у старшего штабного врача слова. Его речь
отличалась от речи начальника оптимизмом и наивностью. Говорил
он по-немецки.
Он долго рассусоливал о том, что, дескать, каждый из тех,
кто покидает лагерь и вернется в свой полк, должен быть
победителем и рыцарем. Он убежден, что они сумеют владеть
оружием на поле брани и быть честными людьми всюду: и на войне
и в частной жизни; что они будут непобедимыми воинами и никогда
не забудут о славе Радецкого и принца Евгения Савойского, что
кровью своей они польют необозримые поля славы австрийской
монархии и достойно выполнят миссию, возложенную на них
историей. В отважном порыве, не щадя своей жизни, под
простреленными знаменами своих полков, они ринутся вперед к
новой славе, к новым победам...
В коридоре старший штабной врач сказал этому наивному
молодому человеку:
-- Послушайте, коллега, смею вас уверить, что старались вы
зря. Ни Радецкий, ни этот ваш принц Евгений Савойский не
сделали бы из этих негодяев солдат. Как с ними ни говори, их
ничем не проймешь. Это -- шайка!
Глава IX. ШВЕЙК В ГАРНИЗОННОЙ ТЮРЬМЕ
Последним убежищем для нежелавших идти на войну была
гарнизонная тюрьма. Я сам знал одного сверхштатного
преподавателя математики, который должен был служить в
артиллерии, но, не желая стрелять из орудий, "стрельнул" часы у
одного подпоручика, чтобы только попасть в гарнизонную тюрьму.
Сделал он это вполне сознательно. Перспектива участвовать в
войне ему не улыбалась. Стрелять в неприятеля и убивать
шрапнелью и гранатами находящихся по ту сторону фронта таких же
несчастных, как и он сам, сверхштатных преподавателей
математики он считал глупым."Не хочу, чтобы меня ненавидели за
насилие",-- сказал он себе и спокойно украл часы. Сначала
исследовали его психическое состояние, и только после того, как
он заявил, что украл часы с целью обогащения, его отправили в
гарнизонную тюрьму.
В гарнизонной тюрьме многие сидели за кражу или
мошенничество. Идеалисты и неидеалисты. Люди, считавшие военную
службу источником личных доходов: различные бухгалтеры
интендантства, тыловые и фронтовые, совершившие всевозможные
мошенничества с провиантом и солдатским жалованием, и затем
мелкие воры, которые были в тысячу раз честнее тех молодчиков,
которые их сюда послали. Кроме того, в гарнизонной тюрьме
сидели солдаты за преступления чисто воинского характера,
как-то: нарушение дисциплины, попытки поднять мятеж,
дезертирство. Особую группу составляли политические, из которых
восемьдесят процентов были совершенно невинны; девяносто девять
процентов этих невинных были осуждены.
Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный
аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим
политическим, экономическим и моральным крахом. Ореол былого
могущества и славы оберегался судами, полицией, жандармерией и
продажной сворой доносчиков.
В каждой воинской части Австрия имела шпионов, доносивших
на своих товарищей, с которыми они спали на одних парах и в
походе делили кусок хлеба.
Для гарнизонной тюрьмы поставляла свежий материал также
гражданская полиция: господа Клима, Славичек и К+. Военная
цензура отправляла сюда авторов корреспонденций между фронтом и
теми, кто остался в отчаянном положении дома; жандармы
приводили сюда старых неработоспособных крестьян, посылавших
письма на фронт, а военный суд припаивал им по двенадцати лет
тюрьмы за слова утешения или за описание нищеты, которая царила
у них дома.
Из Градчанской гарнизонной тюрьмы путь вел через Бржевнов
на Мотольский плац. Впереди в сопровождении солдат шел человек
в ручных кандалах, а за ним ехала телега с гробом. На
Мотольском плацу раздавалась отрывистая команда: "An! Feuer!"
/Пли! (нем.)/ По всем полкам и батальонам читался полковой
приказ об очередном расстреле одного призывного за "бунт",
поднятый им из-за того, что капитан ударил шашкой его жену,
которая никак не могла расстаться с мужем.
А в гарнизонной тюрьме троица -- штабной тюремный
смотритель Славик, капитан Лингардт и фельдфебель Ржепа, по
прозванию "Палач",-- оправдывала свое назначение. Сколько людей
они до смерти избили в одиночках! Возможно, капитан Лингардт и
в республике продолжает оставаться капитаном. В таком случае я
бы желал, чтобы годы службы в гарнизонной тюрьме были ему
зачтены. Славичку и Климе государственная полиция уже зачла их
стаж. Ржепа стал штатским и вернулся к своему ремеслу
мастера-каменщика. Вероятно, он состоит членом патриотических
кружков в республике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39