Какая-то барышня сидела на коленях у юноши потасканного
вида, с безукоризненным пробором, и пела сиплым голосом:
Обзавелся я девчонкой,
А гуляет с ней другой.
За одним столом спал пьяный сардинщик. Время от времени он
просыпался, ударял кулаком по столу, бормотал: "Не выйдет!" --
и снова засыпал. За бильярдом под зеркалом сидели три девицы и
хором кричали железнодорожному кондуктору:
-- Молодой человек, угостите нас вермутом!
Неподалеку от музыкантов двое спорили о какой-то Марженке,
которую вчера во время облавы "сцапал" патруль. Один утверждал,
что видел это собственными глазами, другой же уверял, будто
вчера она с одним солдатом пошла спать в гостиницу "Вальшум".
У самых дверей, в компании штатских, сидел солдат и
рассказывал о том, как его ранили в Сербии. Одна рука у него
была на перевязи, а карманы набиты сигаретами, полученными от
собеседников. Он то и дело повторял, что больше уже не может
пить, а один из компании, плешивый старикашка, без устали его
угощал.
-- Да выпейте уж, солдатик! Кто знает, свидимся ли когда
еще? Велеть, чтоб вам сыграли? Попросить "Сиротку"?
Это была любимая песня лысого старика. И действительно,
минуту спустя скрипка с гармошкой завыли "Сиротку". У старика
выступили слезы на глазах, и он затянул дребезжащим голосом:
Чуть понятливее стала,
Все о маме вопрошала,
Все о маме вопрошала.
Из-за другого стола послышалось:
-- Хватит! Ну их к черту! Катитесь вы с вашей "Сироткой"!
И, прибегнув к последнему средству убеждения, вражеский
стол грянул:
Разлука, ах, разлука --
Для сердца злая мука.
-- Франта,-- позвали они раненого солдата, когда, заглушив
"Сиротку", допели "Разлуку" до конца.-- Франта, брось их, иди
садись к нам! Плюнь на них и гони сюда сигареты. Брось
забавлять этих чудаков!
Швейк и его конвоиры с интересом наблюдали за всем
происходящим. Швейк,-- он часто сиживал тут еще до войны,--
пустился в воспоминания о том, как здесь, бывало, внезапно
появлялся с облавой полицейский комиссар Драшнер и как его
боялись проститутки, которые сложили про него песенку. Раз они
даже запели ее хором:
Как от Драшнера от пана
Паника поднялась.
Лишь одна Марженка спьяна
Его не боялась...
В этот момент вошел Драшнер со своей свитой, грозный и
неумолимый. Последовавшая затем сцена напоминала охоту на
куропаток: полицейские согнали всех в кучу. Швейк тоже очутился
в этой куче и, на свою беду, когда комиссар Драшкер потребовал
у него удостоверение личности, спросил: "А у вас есть на это
разрешение полицейского управления?" Потом Швейк вспомнил об
одном поэте, который сиживал вон там под зеркалом и среди шума
и гама, под звуки гармошки, сочинял стихи и тут же читал их
проституткам,
У конвоиров Швейка никаких воспоминаний подобного рода не
было. Для них все было внове. Им тут начинало нравиться.
Маленький толстяк первым почувствовал себя здесь как рыба в
воде. Ведь толстяки, кроме своего оптимизма, отличаются еще
большой склонностью к эпикурейству. Верзила с минуту колебался,
но, отбросив свой скептицизм, мало-помалу стал терять и
сдержанность и последние остатки рассудительности.
-- Пойду станцую,-- сказал он после пятой кружки пива,
увидав, как пары пляшут "шляпака".
Маленький полностью отдался радостям жизни. Возле него уже
сидела какая-то барышня и несла похабщину. Глаза у него так и
блестели.
Швейк пил.
Верзила, кончив танцевать, вернулся к столу с партнершей.
Потом конвойные пели, снова танцевали, не переставая пили и
похлопывали своих компаньонок. В атмосфере продажной любви,
никотина и алкоголя незримо витал старый девиз: "После нас--
хоть потоп".
После обеда к ним подсел какой-то солдат и предложил
сделать за пять крон флегмону и заражение крови. Шприц для
подкожного впрыскивания у него при себе, и он может впрыснуть
им в ногу или в руку керосин/ Это испытанное средство попасть в
госпиталь. Однако часто выдает запах керосина, остающийся в
опухоли. Бензин лучше, так как быстрее испаряется. Позднее
солдаты впрыскивали себе смесь эфира с бензином; еще позднее
достигли они и других усовершенствований. (Прим. автора.)/.
После этого они пролежат не менее двух месяцев, а если будут
смачивать рану слюнями, то и все полгода, и их вынуждены будут
совсем освободить от военной службы.
Верзила, потерявший всякое душевное равновесие, пошел с
солдатом в уборную впрыскивать себе под кожу керосин.
Когда время подошло к вечеру, Швейк внес предложение
отправиться в путь к фельдкурату. Но маленький толстяк, у
которого язык уже начал заплетаться, упрашивал Швейка остаться
еще. Верзила тоже придерживался того мнения, что фельдкурат
может подождать.
Однако Швейку в "Куклике" уже надоело, и он пригрозил, что
пойдет один.
Тронулись в путь, однако Швейку пришлось пообещать, что
они сделают еще один привал.
Остановились они за "Флоренцией", в маленьком кафе, где
толстяк продал свои серебряные часы, чтобы они могли еще
поразвлечься.
Оттуда конвоиров под руки вел уже Швейк. Это стоило ему
большого труда. Ноги у них все время подкашивались, солдат
беспрестанно тянуло еще куда-нибудь зайти. Маленький толстяк
чуть было не потерял пакет, предназначенный для фельдкурата, и
Швейку пришлось нести пакет самому. Всякий раз, когда навстречу
им попадался офицер или унтер, Швейк должен был предупреждать
своих стражей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39