Итак?
– Другое дело, – откинулся на спинку стула Яков Борисович. Ему и в голову не могло прийти, что он только что проглотил две свои потенциальные зарплаты. – А то шестьдесят марок! Я все-таки доктор наук, – вино давало о себе знать. – В конце концов, я могу быть вам полезен. С моим жизненным опытом… За одного битого двух небитых дают.
– Ближе к делу. Что вам нужно? – не вытерпел Каратаев.
– Спокойствие, молодой человек. На лишнее я не претендую. Вы возьмете меня в свою компанию, и мы станем работать вместе. Фифти-фифти, как говорится.
Наступившая тишина длилась не более двух секунд.
– А слона тебе в коробочке не надо?! – взревел Савва, опрокидывая на скатерть свою рюмку. – Сейчас вызову полицию и заявлю, что ты нас обворовал! Доказывай потом в кутузке на своем чешско-немецко-французском диалекте, что ты из светлого будущего!
Через пять минут беседа продолжилась уже в гостиной.
– А теперь, Яков Борисович, выслушайте наше предложение, – восстанавливая статус-кво, как можно более дипломатично начал излагать свою точку зрения Нижегородский. – Почему бы вам не переехать ну, скажем, в Америку? Нет, действительно, встретите старость в стране свободы и демократии, подальше от войн. С вашим, как бы это помягче выразиться, происхождением строить планы на будущее здесь, в Германии, опрометчиво. А мы оплатим ваш отъезд и дадим денег.
Копытько подошел к сейфу, нарочито долго стоял, глядя на него, и наконец повернулся.
– Сколько?
– Пятьдесят тысяч.
– Ха! Вы оцениваете мои страдания в пятьдесят тысяч? Ха! Ха! Да у вас только в этом ящике небось в десять раз больше.
– Вам мало пятидесяти тысяч?
– Я имею право на большее. Пятьдесят тысяч долларов не вернут мне любимой работы, коллектива и семьи. А Америка не заменит родины.
– Вам не вернет всего этого и миллион, – возразил Вадим, уже понимая, что просто так от своего горе-спасателя ему не отделаться, тем более что он имел в виду вовсе не доллары, а немецкие марки. – Что ж, будем искать консенсус. Вы где остановились?
– Я? – удивился Копытько. – У вас. Там в прихожей мой мешок с вещами…
– Это не годится. Сейчас вас отвезут в уютную гостиницу, а завтра приходите часикам к шести. Вечера, разумеется.
Нижегородский решительно вытолкал гостя в холл и крикнул Гебхарда. Они вместе надели на Копытько его шинель, красную, побитую молью феску и, сунув в руки мешок, сопроводили вниз.
– Пауль отвезет вас в хорошее место. Вот, держите десять марок. До завтра.
– Говорил я тебе не связываться с этим гадом. Теперь он из нас все жилы вытянет, – причитал Каратаев десять минут спустя. – Слушай, а может, его проще того, пристукнуть, и все дела? Помнишь Крысу с Маркизом? За сто марок они отца родного не пожалели бы. Нужно отыскать кого-нибудь из их компании.
– Савва, ты этого не говорил, а я не слышал, – отрезал Нижегородский. – Придумаем что-нибудь.

Выйдя в десять утра следующего дня за калитку, Нижегородский увидал стоявшего поодаль Копытько. Ночью Вадима терзала совесть: каковы бы ни были прежние отношения Каратаева и их третьего современника, а обошлись они с ним скверно. Он вспомнил себя самого в аналогичной ситуации, и ему стало стыдно за те десять марок, что он сунул вчера в руку выпроваживаемого старикана.
– А! Яков Борисыч, – обрадовался Нижегородский, направляясь в его сторону. – Хорошо, что не стали ждать до вечера. Вчера все мы немного погорячились, уж извините. Вы завтракали?.. Тогда пойдемте. Сегодня на утро у нас овсянка, – приврал Нижегородский, – а тут неподалеку пивная, где можно хорошо перекусить.
Через двадцать минут они сидели в небольшой столовой, отгороженной от общего зала пивной невысокой перегородкой, и Копытько, бросив на лавку свою шинель и феску, уплетал свиное жаркое под чесночным соусом.
– Сейчас не нужно идти к нам, – объяснял ему Вадим, – Савва занят своими делами, а я ухожу по своим. А вот вечером непременно приходите. К шести. – Он вынул пухлый бумажник и вытащил деньги. – Держите, здесь пятьсот марок. Смените гардероб и вообще приведите себя в порядок. Как раз до вечера вам будет чем заняться.
Копытько взял деньги и, шамкая набитым ртом, долго благодарил. За почти что два года, проведенные им в этом «сволочном мире», он заработал едва ли втрое больше. И все же от взгляда Нижегородского не ускользнул огонек злорадного удовлетворения, мелькнувший в зрачках наполеоноведа.
– Зря ты дал ему столько, – ворчал позже Каратаев. – Пусть бы сначала поунижался.
– Ровно столько же дал мне ты в первый день.
– Ты – другое дело.

– Не хочу ренту, – упрямо гнусавил Копытько, заявившись к ним снова в половине шестого. – Это унизительно. Я хочу работать и зарабатывать и имею право на те же условия, что и вы.
Одет на этот раз он был значительно лучше, однако далеко не на полтысячи. «Ну ты, Борисыч, и выжига, – отметил про себя Нижегородский. – Нашел же где-то старьевщика. Марок четыреста точно сэкономил».
– Как вы собираетесь зарабатывать? – едва сдерживал Себя Каратаев. – Как вы себе это представляете? Сидеть в кабинете и смотреть в потолок? Все наши активы вложены в акции, эти вложения долгосрочные и никакой суеты не требуют. И потом, вы же сами не далее как вчера плакались об утраченной пенсии! Мы предлагаем ему в десять раз больше, а он опять за свое.
– Да? А телевизор я на эти деньги смогу купить? – парировал Копытько. – А нормальную машину, а средства связи, а посудомойку, а компьютер? Утрата качества жизни, какое мы имели там, Савва Викторович, не компенсируется лишней сотней в месяц.
– А как у вас со здоровьем? – неожиданно спросил Нижегородский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172