– Вот именно, – парировал Вадим. – Люди входят в историю, изобретая бесшовное колесо, дефосфоризацию чугуна, получение синтетического аммиака, а мы… Только шелестим бумажками.
С приходом поздней осени неуемная натура Нижегородского опять не могла найти себе места. В Эльзасе наступило затишье. Отбродившее в чанах вино давно разлили по бочкам и закатили в подвалы на дображивание, лозы подрезали, и всякая деятельность в деревнях замерла. Конечно, и в эту пору у Пьера и Конрада было много забот по сохранению урожая, но кипучей деятельности их оберуправляющего при этом не требовалось.
– Опять ты за свое! – выходил из себя Каратаев. – Да пойми, Нижегородский, что сейчас не время заниматься прожектерством. Все придумают и без тебя. Наша задача в другом. Ладно, покупай акции «Сименс и Штуккерт», но не бери больше «Сименс и Гальске»: в дивизионе слабых токов нас ожидает стагнация.
Кое-что вложили они и за пределами рейха. Им шли дивиденды с румынских нефтяных месторождений в Плоешти, бокситных во французском Провансе, железорудных в Швеции, медных в Чили.
Процентов тридцать, так называемые оперативно-тактические бабки быстрого реагирования, находились в постоянном движении. Как раз они и приносили основной навар на «рискованных» операциях. Чтобы как-то завуалировать их «удачу», Каратаев постоянно настаивал на совершении заведомо проигрышных сделок. Раз пять открыто теряя тысяч по двадцать-пятьдесят, они по-тихому, часто через подставную фирму, срывали где-нибудь полмиллиона.
– Главное для нас, – не уставал твердить Савва, – по-прежнему оставаться в тени. Пускай все здесь идет своим чередом, как будто нас нет. Хотя я уже начинаю замечать некоторую деформацию в нынешних биржевых сводках относительно моих архивных данных. Пока только доли процента, но все равно – это тревожный симптом.
Каратаев не забывал подчеркивать исключительность своего права на владение и анализ собранной им информации. Вадим это постоянно чувствовал, но не обижался.
…Иногда Нижегородский от скуки просто чудил. Узнав как-то от Каратаева, что такого-то числа небольшой греческий пароходик сядет на риф возле острова Борнхольм, он решил воспользоваться этим случаем и провернуть авантюру с целью немного подзаработать, но, главное, наказать не очень чистую на руку страховую компанию. Ту самую, что отказалась выплатить страховку за испорченный на этом пароходике груз.
– Мне нужна вся информация по этому происшествию, – заявил он Каратаеву.
– Что ты задумал?
– Пока не знаю, но чую, что на этом деле можно неплохо погреть руки.
«Мидас» должен был выйти из Данцига с грузом русской пшеницы и направиться в норвежский Тронхейм. На подступах к проливу, разделяющему Данию и Швецию, пароход попадет в шторм, получит пробоину и сядет на мель. Никто из команды и нескольких пассажиров не пострадает, да и само судно вскоре будет благополучно снято со скалы и в полузатопленном положении отбуксировано в Рённе. Однако весь груз окажется безвозвратно испорченным. Морская страховая компания «Посейдон» откажется платить страховку, сославшись на какие-то нарушения при оформлении документов. Возникнет тяжба, в ходе которой капитан «Мидаса» (он же владелец) разорится и вынужден будет продать свой пароход за долги.
Поразмышляв над всем этим пару часов и сделав несколько звонков, Нижегородский нанял опытного торгового агента и уехал с ним в Данциг. Дождавшись там прихода «Мидаса», он тут же поднялся на его борт и заключил с капитаном контракт на перевозку пшеницы в Норвегию. Тысячу тонн залежалого зерна, изрядно подпорченного какими-то жучками, он нашел здесь же в одном из пакгаузов на отшибе. Качество его было столь плохим, что зерно уже собирались продать на корм скоту, но и тут не могли найти покупателя.
Наблюдая за погрузкой побитых плесенью и изгрызенных крысами мешков, капитан качал головой: после такого дерьма не избежать тотальной дезинфекции трюмов. Однако небывало щедрый фрахт, выплаченный ему странным немцем, заставил смириться с позорным для благородного парохода грузом.
После погрузки осевший ниже ватерлинии маленький «грек» еще два дня оставался у пирса. Оплатив простой, Нижегородский поставил непременное условие: судно должно выйти в море 19 ноября ровно в час пополудни. Именно эти день и час сулили «Мидасу» встречу с внезапно налетевшим штормом вблизи опасных берегов.
Тем временем автор авантюры отправился в страховую компанию «Посейдон» и заключил там обоюдовыгодный контракт с минимальным процентом франшизы. Погода стояла отличная, действие страховки по требованию владельца груза распространялось почему-то только до Копенгагена, так что риск компании был минимальным. Подписание бумаг Нижегородский предварил роскошным обедом в обществе страхового агента в ресторане на Базарной площади, да еще подмазал того пухлым конвертом с пятью сотнями марок. Через час после этого он получил от благодарного клерка документ со всеми необходимыми печатями и подписями, согласно которому в случае стопроцентной порчи груза компания выплачивала господину Пикарту двести двадцать тысяч марок. Последовало крепкое рукопожатие и заверения в совершеннейшем почтении.
– Да! Еще одна маленькая просьба, – сказал Вадим, пряча документы в папку. – Не напишете ли вы мне расписочку в том, что у нас с вами соблюдены все правила и не нарушен ни один из имперских законов? А то, знаете ли…
Девятнадцатого ноября, помахав рукой своему агенту, отправившемуся на борту «грека» сопровождать груз, Нижегородский сел в поезд и уехал домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172