Но решать вам.
– Все верно. Но каков Ахмед! Зря вы позволили ему уйти…
– Мистер Дэвис, – решил предупредить поток новых вопросов Вадим, – пора поговорить об ответной услуге.
– Ах да, конечно, я вас слушаю.
– Вы помните о Феруамоне и «Английском призраке»? Совсем недавно вы уделили этой теме много внимания, проявив изобретательность и излишнюю, я бы сказал, фантазию.
– Разве? А что такое? Почему вас заинтересовала эта стекляшка?
– Потому что в настоящее время мы с товарищем представляем интересы ее владельца, – нисколько не покривил душой Нижегородский, поскольку они с Каратаевым действительно представляли свои собственные интересы. – Наш клиент обеспокоен тем, что с вашей легкой руки «стекляшка» может подпасть под международно-правовой бойкот. Это несправедливо. Нужно исправлять ситуацию.
– Да? Что вы имеете в виду? Как ее можно исправить?
– Очень просто: вы дадите интервью, в котором расскажете о полученном вами на днях письме. Вот оно. – Нижегородский положил на стол конверт без адреса и почтовых наклеек. – Это письмо от того самого A.F., о котором рассказывают столько небылиц. В нем он сообщает вам, как лицу непосредственно причастному к раскрытию тайн египетской истории, что алмаз Феруамон из его нашумевшего рассказа не более чем выдумка. Описание камня он позаимствовал из какой-то газеты, где шла речь об «Английском призраке». Совершенно случайно, без всякого на то умысла. Он сожалеет, что в результате переплетения вымысла с реальностью, в чем виноваты отчасти и вы, мистер Дэвис, могут пострадать интересы владельца реального алмаза. Кстати, весьма порядочного во всех отношениях человека.
Дэвис сделал расстроенное лицо и некоторое время молча смотрел на конверт.
– В письмо запросто могут не поверить, – сказал наконец он. – Чем я докажу, что оно от этого вашего A.F., будь он трижды неладен, и что я его вообще получал?
– Вы скажете интервьюеру, что автор письма в доказательство своей правдивости сообщил вам кое-какие подробности. Например, о некоторых фразах из его переговоров с редактором «Таймс» по поводу первого опубликования. Никто, кроме их двоих, а теперь еще и вас, не может знать этих нюансов. Интервьюер как раз из этой газеты. Он прибудет сюда… – Вадим посмотрел на часы, – уже через сорок пять минут. Ему не составит труда прямо из Лувра позвонить в Лондон и переговорить со своим шефом. После этого всякие сомнения должны отпасть.
– Как через сорок минут? Вы уже вызвали газетчика? – испугался Дэвис.
Нижегородский кивнул. На его лице была написана избитая французская фраза: «Такова жизнь».
– Время не терпит, мистер Дэвис. Приходится работать быстро.
Дэвису ничего не оставалось, как только, поиграв морщинами на сферическом лбу и побарабанив толстыми пальцами по столу, взять в руки конверт и еще раз поблагодарить этих двух свалившихся на его голову типов.
…На следующий день, съехав из номеров отеля, компаньоны в ожидании поезда решили в последний раз прогуляться по залам Лувра. Они не спеша бродили по бесконечным коридорам и анфиладам. Пройдя «античную бронзу», по лестнице Анри И поднялись в зал Кариатид.
– А здесь праздновали свадьбу Марии Стюарт, – сказал Каратаев.
– Очень может быть, – огляделся по сторонам Нижегородский. – Однако завтра мы будем в Амстердаме, мессир, – напомнил он. – Нужно что-то решать с «Фараоном» и прочими отпрысками «Призрака»-Феруамона. Либо мы их торгуем, либо подыскиваем стальной ящик с надежными замками где-нибудь в Берне. В обоих случаях не лишне позаботиться о страховке.
– Прежде необходимо выяснить цену, – задрав голову и разглядывая безрукие скульптуры четырех кариатид, резонно заметил Каратаев. – Тут не обойтись без Международного союза ювелиров.
Позже, уже на Лионском вокзале, развернув «Монд» или «Орор», Каратаев обнаружил на первой полосе портрет мадам Келло. Это была самоуверенная женщина лет пятидесяти, которая еще лет десять назад слыла безусловной красавицей.
– Обратите внимание, месье Пикарт, как изменчиво настроение толпы, – Савва толкнул в бок задремавшего было Нижегородского. – Сегодня против нее настроена вся французская общественность, и мало кто сомневается, что эта холеная шея познакомится с ножом гильотины. Однако уже в июле, то есть всего лишь через четыре месяца, Генриетту Келло выпустят на свободу под одобрительные возгласы той же общественности. Присяжные квалифицируют ее преступление как «убийство из патриотических побуждений».
– Да? – сонно пробормотал Нижегородский. – Ну и что?
– А то, что Франция, как и вся Европа, хочет войны.
– А при чем здесь война и эта дамочка? – зевнул Вадим. – Не вижу связи.
– Связь в данном случае очевидна, – Каратаев ткнул пальцем в портрет дамы. – Судебный процесс начнется, когда мир будет стоять на пороге войны, и как раз это обстоятельство спасет шею мадам. Головы людей, еще недавно возмущенных цинизмом мартовского убийства, будут уже затуманены. На первый план выйдет главная добродетель июля – па-три-о-тизм. Адвокаты умело этим воспользуются. Они что-то там раскопают и обвинят убиенного Кальме в антифранцузской пропаганде и изощренной форме пацифизма, который в июле будет не в чести. Они заставят обывателя позабыть о скандальном бракоразводном процессе Келло с первой женой, о не менее скандальной переписке министра с любовницей, о его финансовых махинациях, наконец, и сумеют убедить публику, что рукою мадам двигало чувство оскорбленной француженки, а не мстящей супруги. Буквально в эти же дни, в самом конце июля еще один «патриот» застрелит Жореса, основателя «Юманите».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172