Не было бы тебя, не возникло бы никаких проблем. Все бы шло своим чередом, и все были бы довольны.
– Довольны чем? Двумя предстоящими войнами? Миллионными жертвами? Чем вообще можно быть довольным в Европе первой половины двадцатого века?
– Но это их собственный выбор.
– Да ничей это не выбор, Каратаев! – Нижегородский, засунув руки в карманы, вышагивал взад и вперед перед соотечественником. – В основном это гнусное стечение обстоятельств, на которые оказала влияние преступная деятельность одних, преступное бездействие других и глупость третьих. Но большинство-то, Савва, вообще ни при чем. Хотя бы потому, что от большинства ничего и никогда не зависит. Так что не говори мне про выбор. Тем самым ты хочешь убедить меня, что миллионы женщин и детей сами заслужили голод, разруху и бомбежки той исторической версии, за которую ты так ратуешь. Ты лучше сознайся откровенно, какие лично у тебя виды на Гитлера? Кем ты видишь себя в его окружении? Гауляйтером? Группенфюрером? Нет, это мелко… Не иначе вторым Герингом? Да, теперь мне окончательно понятна твоя идея фикс. Ты набиваешься в друзья будущему фюреру, ждешь, когда он построит для тебя свой рейх, а дождавшись, заживешь там в свое полное удовольствие. Не просто заживешь, а завластвуешь! Ведь ни в одной стране мира это так не осуществимо, как в Третьем рейхе, если, конечно, заранее подсуетиться. В сталинском СССР глазом не успеешь моргнуть, как тебе отвернут башку и скажут, что так и было. В странах, где твоя помощь диктатору уже не требуется, ты можешь рассчитывать лишь на роль прорицателя, а у таких всегда много проблем с могущественными недоброжелателями. Там, где более или менее развита демократия, тебе и вовсе ничего такого не светит. Разве что книжки воровать да погоду предсказывать. А вот Гитлер… Это подарок. Ведь ты знаешь все его настоящие и будущие мысли. Он обретет в твоем лице такого единомышленника, каких просто не бывает. В каждом разговоре с тобой он будет слышать свои собственные воззрения и чаяния, да плюс к этому видеть в тебе своего искреннего почитателя. Не подобострастного до глупости Гесса, не лакействующего Бормана, а независимого и искреннего товарища по духу. С другой стороны, у тебя хватит ума не выпячиваться и не пытаться стать ему ровней. Таких он не любит. А поскольку память будущего фюрера уникальна, то не придется особенно и стараться. Несколько встреч и задушевных бесед, посильная, но очень небольшая финансовая поддержка (главное, чтобы от чистого сердца), потом долгий перерыв (не стоит беспрерывно маячить перед глазами) и новая встреча. Он запомнит тебя навсегда. Зная каждый его шаг и каждый шаг его недоброжелателей, ты обретешь над ним такую власть, что все остальные соратники отойдут на десятый план. При этом ты не примешь никаких государственных постов – к чему эти утомительные хлопоты? Ты поселишься в прекрасном замке где-нибудь на берегу Майна или Рейна и для всех будешь просто другом фюрера, его талисманом и оберегом. Ты станешь его вторым Вагнером, его живым Шопенгауэром. Это и будут твои звания. А твое жилище сделается местом поклонения. Всякие там Гиммлеры и Геббельсы станут искать дружбы с тобой. А потом, когда придут горячие времена – я рискну предположить, – ты попытаешься предостеречь своего патрона от роковых решений, пускай и ценой разрушения известной тебе исторической последовательности. Тем более что дальнейшее легитимное развитие событий тебя уже вряд ли будет устраивать. К этому времени ты выжмешь из своих знаний о будущем все, что возможно, и впервые постараешься изменить это будущее. Да только, думаю, не получится. А может быть, ты просто сбежишь.
Нижегородский плюхнулся в кресло и закинул ногу на ногу.
– Ну как, партайгеноссе Флейтер, правильно разгадал я причину вашей патологической страсти к сохранению незыблемости нашей кровавой истории? Простенькую квартирку в провинциальном Новосибирске, где, кстати, начихали на твою заумную диссертацию, ты удачно меняешь на феерическое будущее с перспективой на империю. В том же Новосибирске, в нашем ИИИ, потом, спустя десятилетия и века, будут изучать личность некоего Августа Максимилиана Флейтера, человека таинственного и незаурядного. Как мифического Голема, он создал кровавого Адольфа Гитлера, а потом управлял им. Он написал такие непохожие по стилю и жанру книги (ведь ты наворуешь их у разных авторов), каждая из которых могла бы сделать новое имя. Ты, Каратаев, войдешь в мировую историю «человеком двадцатого столетия» и останешься им навечно. А хотя постой! Почему навечно? Вовсе нет! Через пару веков, когда научатся совершать экскурсии в прошлое и появятся первые вольные или невольные невозвращенцы, всем станет ясна природа Великого Флейтера. Да это же просто-напросто НЕВОЗВРАЩЕНЕЦ, воскликнут одураченные граждане. Да, но какой изобретательный мерзавец! Как ловко он воспользовался ситуацией!
– Прекрати, – прошептал Каратаев.
Нижегородский подошел к столу, взял Библию и вернул ее на место на свою полку.
– Я могу быть свободен?
– Проваливай.

Несколько дней они не разговаривали. Пауль шушукался с Нэлли, недоумевая, что случилось с компаньонами: они, конечно, люди со странностями, но до сих пор были дружны.
– Сначала герр Флейтер стал разыскивать какого-то Гитлера, – сидя на кухне и прихлебывая горячий чай, рассказывал Пауль, в то время как Нэлли клеила на противень пирожки с капустой. – А когда не нашел, то ужасно расстроился.
– А в тот день, когда вернулся господин Вацлав, – говорила Нэлли, – они замкнулись в гостиной на ключ, а вечером каждый ужинал у себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172