Лорды и общественность поддержат предложение, и среди ювелиров будет объявлен конкурс на лучший проект по разделке камня на части и их огранке. Этим предполагалось увеличить его цену как минимум в три-пять раз. Так вот, я нашел тот самый проект, который был признан на конкурсе лучшим! Ты следишь за моим рассказом?
Нижегородский следил.
– Ты хочешь навязать ван Кейсеру чужой проект? – заметил он. – Это все равно что заставить талантливого художника рисовать картину под чью-то диктовку.
– Ничуть не бывало! – замахал руками Каратаев. – Твой ван Кейсер сразу поймет, что наш вариант идеален. Я больше чем уверен: ни ему, ни кому другому не под силу разработать ничего подобного. Эта схема была просчитана на компьютере одним французским гранильщиком в паре с одним русским программистом. Оба – талантища неимоверные! Они прогнали сотни вариантов и нашли самый экономичный, с потерей всего сорока процентов исходного материала. При этом, заметь, все камни получались симметричными, с огранкой самых последних моделей. – Каратаев полистал свой блокнот. – Вот, смотри сам: четыре огромных бриллианта весом в сто сорок, сто, семьдесят и пятьдесят каратов (я округляю), двенадцать средних, ну и… мелочь. Для средних огранка импариантная С нечетным числом боковых граней.

, что увеличивает блеск на двадцать пять – тридцать процентов и устраняет нацвет. По числу фацетов – королевская 86 фацетов.

или величественная 102 фацета.

. Никаких розочек и розеток. Всю мелочь граним «принцессой», на разработку которой во второй половине этого века уйдет аж тринадцать лет. – Каратаев легко сыпал терминами, о которых еще несколько дней назад не имел ни малейшего представления. – Что касается крупных, то каждый из них совершенно уникален. Самый большой бриллиант в виде солитера назовут «Память Лузитании». Он будет вставлен в тончайший золотой обруч на трех спицах и помещен на подставку. Второму – стокаратнику – придадут огранку «нейтронная звезда». Ориентация и размеры ее двухсот семнадцати граней, также рассчитанные на компьютере, будут каким-то образом точно взаимосвязаны с коэффициентом преломления данного алмаза. Это настоящее открытие будущего века, достойное Нобелевской премии. Ни один проникший в такой бриллиант фотон света не в состоянии пройти его насквозь и выйти с обратной стороны. Они все в результате внутреннего отражения вернутся назад и создадут уже не двойной, а тройной бриллиантовый огонь. Но главной особенностью «нейтронной звезды» будет мерцание ее самой большой передней грани – таблички. Она то гаснет, становясь почти черной, окруженная радужным боковым сиянием, то ослепительно вспыхивает…
Каратаев еще долго рассказывал о фацетах, табличках, колетах, рундистах и прочих тонкостях гранильного мастерства. Нижегородский скоро перестал воспринимать всю эту информацию, вынул из кармана пилку для ногтей и задумался о своем.
На следующий день они снова говорили об алмазе, и позже не раз возвращались к этой теме, но постепенно запал прогорел, компаньоны успокоились и занялись текущими делами. Что касается газет, то и там довольно скоро забыли о «Призраке». Эта тема муссировалась еще некоторое время только в нескольких специализированных изданиях. Широкая же пресса, лишенная скандала с дракой претендентов и последующим исчезновением камня, потеряла к нему всякий интерес.
Однажды от нечего делать Нижегородский взял в руки газету и прочел ошеломившую его новость. Через минуту он ворвался в комнату компаньона.
– Каратаев, ты знаешь, что из Лувра украли «Джоконду»?!
– Да, и что? – вяло отреагировал лежащий с книгой в руках Савва. – Еще прошлым летом, где-то в двадцатых числах августа. Об этом все знают, кроме тебя.
– Так давай поищем в твоем архиве…
– Что поищем? Она найдется в четырнадцатом году, можешь не переживать. Ее стащил один итальянец, работавший в Лувре стекольщиком. Я даже знаю, где она сейчас.
– Где?
– А тебе зачем? – насторожился Каратаев, откладывая книгу. – «Мона Лиза», Нижегородский, это тебе не бесхозный алмаз. И думать забудь.
– Да я не в том смысле. Что я, дурак? Просто интересно.
Савва несколько секунд размышлял, стоит ли рассказывать, потом зевнул и произнес:
– Сейчас она валяется среди старых башмаков и всякого хлама под кроватью на третьем этаже «Сите дю Герон». Это один из парижских доходных домов. В тех комнатах живут сезонные рабочие из Италии. За ее возвращение, правда, обещано сорок пять тысяч франков наличными, так что в принципе можно было бы немного подзаработать. Но мы же не станем дезавуировать себя из-за этих денег.
Каратаев посмотрел на компаньона и добавил:
– Ладно, признаюсь, я приберегал этот вариант на черный день. В нашем распоряжении еще полтора года. До ноября тринадцатого. Но не думаю, что нам стоит быть такими крохоборами. Пускай все идет своим чередом.
– Ты прав, – согласился Вадим.


* * *

Как-то, в самом начале апреля, Нижегородский пришел домой поздно вечером в сильном возбуждении. Он отказался от ужина и некоторое время ходил взад-вперед по гостиной. Густав бегал следом, виляя коротким хвостиком и слегка прихрапывая, что случалось с ним при быстром движении и повышенной температуре в помещении. Наконец Вадим остановился и постучался в дверь Каратаева.
– Что случилось? – спросил тот. – Снова профершпилился в казино?
– Да нет… впрочем, может быть… немного. Откровенно говоря, даже не подсчитывал. Слушай, – он вошел и плотно прикрыл за собой дверь, едва не прищемив своего криволапого любимца, – сегодня я заключил пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172