– А что? – насторожился Копытько. – Уже прикидываете, во сколько обойдется вам моя рента?
– Вовсе нет. Я просто хотел для начала предложить вам как следует отдохнуть. Съездить на курорт, расслабиться.
– Это куда же?
– Ну, например, в Висбаден, – Вадим посмотрел на Каратаева, как бы ища поддержки. – Я сам там частенько бываю и очень рекомендую. Погреетесь в источниках, попьете воду. В конце концов, пообщаетесь с соотечественниками, ведь там собирается много русских. Может быть, даже познакомитесь с какой-нибудь одинокой дамой и заведете курортный роман.
Упоминание о соотечественниках и особенно о дамах Якову Борисовичу явно пришлось по душе. Выражение упрямого несогласия сползло с его морщинистого лица. Он даже заерзал на стуле.
– Вы добрый человек, Вадим Алексеевич. Конечно, отдохнуть мне не помешает…
– Ну и отлично! – хлопнул в ладоши Нижегородский, поднимаясь. – Завтра же и выезжаем. Я завезу вас в Висбаден, а сам поеду дальше на виноградники. В вашем распоряжении, о счастливчик, будет целый месяц. Тем временем я разберусь с делами в Эльзасе и Берлине, и ближе к декабрю мы снова вернемся к этому разговору и все решим.
Вадим вызвал Пауля и велел ему отправляться на вокзал за билетами.
– Полторы тысячи марок на месяц, думаю, вам хватит.
– А это не слишком? – воскликнул Каратаев, когда Копытько удалился. – Я о полутора тысячах. Обычный человек зарабатывает столько за полтора года.
– Не будь жмотом, Саввыч. За эти деньги целый месяц тебе никто не будет здесь мешать и ты наконец начнешь писать свою книгу. Ты не забыл о нашем плане? Бестселлер должен быть готов к будущей весне, так что давай пошевеливайся – война не за горами.

– Так вы принципиальный противник азартных игр? – спрашивал Нижегородский Якова Борисовича уже в поезде. – Жаль, я хотел дать вам выигрышный номер.
Копытько возлежал на мягком диване. Он блаженствовал. Еще неделю назад он был изгоем, и вот теперь его везут в мягком «пульмане» на какие-то там воды и источники. Ко всему прочему он откуда-то узнал, что в некоторых висбаденских термах мужчины и женщины ходят голышом. При упоминании же об игорных домах он сморщил лицо и выразил свое презрение игрокам всех мастей.
– Выигрышный номер, вы сказали? Это в рулетку, что ли? Откуда вы можете знать выигрышный номер?
– Из газеты. – Вадим извлек из кармана небольшой блокнот и вырвал из него листок. – Вот тут я все записал. Через четыре дня, двадцать шестого, в небольшом казино на привокзальной площади должен произойти один эпизод, который на следующий день будет описан в тамошней газете. Так вас это интересует?
Далее Нижегородский пересказал содержание газетной заметки о том, как один почтенный юнкер из Восточной Пруссии устроит в игровом зале скандал. Он потребует заменить крупье, которого обвинит в жульничестве. Крупье заменят, разгоряченный юнкер поставит все свои деньги на красный цвет, а выпадет черный. И не просто черный, а номер «17», о чем автор заметки не поленится сообщить.
– И что дальше? – заинтересовался Копытько.
– Дальше? Вам хочется знать, что было, то есть будет, дальше? – удивился Вадим. – А зачем? Главное во всей этой истории – информация о выигрышном номере и предшествующей его выпадению ситуации. А что будет дальше, я не помню. У вас есть возможность прийти и лично пронаблюдать за дальнейшими событиями, если интересно.
До Копытько наконец дошел смысл сказанного. Он взял из рук соотечественника бумажку и помахал ею в воздухе.
– Это уже не азартная игра, Вадим Алексеич, это точный расчет. И много у вас таких историй в активе?
– Нет, да и эта не дает стопроцентной гарантии.
– Как так?
– Очень просто: мы здесь уже почти два года, и каждая секунда нашего пребывания чревата нарушением исторической последовательности. Но, если описанный скандал все же состоится, есть резон поставить на «17» марок сто.
– Почему же только сто?
– Чтобы не спугнуть удачу.

Двадцать четвертого октября Нижегородский снова приехал в Эльзас. Здесь повсюду кипела работа, и слова оберуправляющего о том, что урожай тринадцатого года войдет в историю, похоже, имели под собой основание. Но в историю входили не только удачи виноделов.
Двадцать восьмого октября Вадим заехал по делам в расположенный в тридцати пяти километрах на северо-запад от Страсбург Цаберн. Уже под вечер он шел по центральной улице городка и вдруг понял, что что-то не так. В нескольких местах он увидал скопления людей, которые размахивали руками и что-то живо обсуждали. Вадим подошел к одной из групп и прислушался. Он скоро понял, что местные жители ругают пруссаков, немцев вообще и в особенности немецких солдат, которых они обзывали самыми обидными прозвищами.
– Простите, что случилось? – спросил он стоявшего в стороне пожилого человека, который, услышав вопрос, с явным недоверием посмотрел на Нижегородского. – Я чех, – поспешил заверить Вадим на намеренно корявом немецком. – Вацлав Пикарт. – Он дотронулся до козырька своей кепки. – Я тут проездом…
– Чех – это хорошо, – сразу подобрел горожанин. – А то от бошей совсем житья не стало, они считают нас людьми третьего сорта, а сами все как один бетшиссеры Те, кто страдает ночным энурезом (нем.).

.
В конце концов Вадим узнал, что в местном гарнизоне один из прусских офицеров назвал солдата из здешних «лягушатником», что делать в Эльзасе категорически запрещалось. Солдат пожаловался своим знакомым. Узнав о недовольстве туземцев, тот самый лейтенант – барон фон Форстнер – то ли спьяну, то ли от врожденного слабоумия заявил, что ежели что, он выведет свою роту на улицы и прикажет стрелять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172