– Он вытащил из кармана пальто запечатанный конверт и протянул венскому гаврошу. – Передай лично в руки и потребуй расписаться в получении вот тут. – Нижегородский вырвал из блокнота листок бумаги и вместе с монетой в одну крону отдал пареньку. – Вернешься, отдашь расписку, получишь вторую крону. Давай, шуруй.
Посыльный вернулся минут через пятнадцать и разочарованно протянул конверт своему работодателю.
– Нету вашего Гитлера. Говорят, он как ушел с утра, так еще не возвращался.
Вадим забрал конверт, посмотрел на расстроенного паренька и достал кошелек.
– Держи. Точно его нету? Ты с кем разговаривал?
– Да точно. Его там знают. Дадите еще монету – схожу снова.
– Подгребай сюда через час, можешь понадобиться.
Мальчуган убежал, сияя от радости. Нижегородский перешел через улицу и стал прохаживаться вдоль тротуара неподалеку от входа в общежитие. Он сильно разволновался и не мог, как ни старался, унять это волнение.
«Как же он сейчас выглядит? – в который раз задавал Нижегородский себе этот вопрос. – Узнаю ли я его? Двадцать два года, худой и очень бедный. Но таких здесь много». Он чертыхнулся. Ситуация напоминала ту, что была в казино Висбадена, когда Вадим разыскивал француза Моризо. Тогда был известный в кругах богемы драматург, теперь – обнищавший венский художник из местной ночлежки.

И вдруг Нижегородский узнал его. Он шел навстречу: низкорослый, щуплый, в длинном неопрятном пальто на узких покатых плечах. Лицо заросло черной бородой, но главной его деталью были пронзительные влажные глаза, несколько выпученные и напряженные, как при длительной головной боли.
На вид ему было лет двадцать пять – двадцать семь. Видавший виды котелок, из-под которого торчали сальные волосы, похоже, служил своему владельцу и зимой и летом. Шея была обмотана не то полотенцем, не то женским платком. В одной руке солдатская сухарная сумка, вероятно с продуктами, в другой кусок хлеба, от которого он откусывал на ходу.
Нижегородский шагнул навстречу.
– Вы Адольф Гитлер?
– Да, – ответил парень, отшатнувшись.
Он закашлялся и стал недоверчиво оглядывать щегольски одетого господина, преградившего ему путь.
– Девичья фамилия вашей матушки Пецль?
– Да, – протянул он удивленно, – Клара Пецль. А в чем дело? Кто вы такой?
– Позвольте представиться: Вацлав Пикарт, адвокат.
Гитлер поморщился. То ли ему не понравилось славянское имя, то ли он не ждал добра от адвокатов и не любил эту братию.
– Чему обязан? – глухо спросил парень.
– Вас разыскивает ваш американский родственник Отто Лидбитер, двоюродный брат вашего деда Георга. Он уехал в Америку задолго до вашего рождения.
– Насколько я знаю, у меня нет никаких родственников в Америке, – неуверенно пробормотал Гитлер.
– Но вы сын Алоиза Гитлера, урожденного Шикльгрубера? Родились двадцатого апреля восемьдесят девятого года в Браунау-на-Инне?
– Да, – парень явно был ошеломлен свалившимся на него известием.
– Тогда все верно. Именно вас мне и поручено разыскать.
– Кем поручено?
– Я выполняю поручение берлинской адвокатской конторы «Прецше и Штайн». Вот моя визитка. – Вадим протянул изящно оформленную карточку на тонком мелованном картоне. – Отто Лидбитер сейчас очень нездоров. Узнав о вашем существовании, он пожелал связаться с вами. Между прочим, он достаточно состоятельный человек. Сейчас уже поздно, а завтра в десять я был бы рад видеть вас в моей конторе на Шенлатернгассе. Знаете эту кривую улочку с церковью Иезуитов?
– Конечно.
– Дом номер два, вход через парадное, второй этаж, направо. Обязательно приходите. Это в ваших же интересах. До свидания.
Нижегородский дотронулся до шляпы и неспешно направился в сторону центра. Он спиной чувствовал пронзительный взгляд ошарашенного молодого человека и ожидал, что тот догонит его и начнет расспрашивать. Но Гитлер проявил выдержку. Он смотрел вслед удаляющемуся адвокату, пока тот не скрылся за поворотом.

Вернувшись на трамвае в центр, Нижегородский стоял теперь на Ротентурмштрассе и обдумывал план дальнейших действий. Завтра, седьмого апреля 1912 года, он должен повернуть ход истории в другое русло. Каким оно будет, не имело особого значения. Да и сам поворот этот станет заметен посвященным лишь через двенадцать-пятнадцать лет, когда из сценария европейской истории начнут выпадать некоторые ее еще не очень значительные эпизоды. Ближайшие полтора десятилетия этой истории с Первой мировой войной, русской революцией и последующими годами разрухи не претерпят ни малейшего изменения.
Он прошел дворец архиепископа и внезапно увидел собор Святого Стефана. Подойдя к Исполинским вратам западного фасада и посмотрев вверх, он ощутил себя микробом и усомнился в реальности всего происходящего. Вот только что он, Вадик Нижегородский, разговаривал с Адольфом Гитлером. С человеком, не представлявшим на тот момент для окружающих ни малейшего интереса. Сколько гораздо более талантливых, хитрых, амбициозных, жестоких, проницательных и удачливых людей ходит вокруг. Но именно этот простуженный молодой человек, напоминающий больного студента, этакого венского Раскольникова, со временем обойдет всех. И только двое в этом мире знали о его фантастическом и кровавом предначертании. Выражение «Неисповедимы пути Господни» сейчас было неуместно. Исповедимы! Вот только Господни ли это пути?
Он повернул назад и решил еще раз посмотреть свой «офис» возле церкви Иезуитов.

Еще утром в гостинице Нижегородский выписал из телефонного справочника десятка полтора адресов адвокатских контор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172