Нетрудно
показать, что это в самом деле так.
Наиобщее, напр., субстанциальность, переживается нами почти во всяком
акте восприятия, и металл, и минерал, и растение, и животное, и наше я даны
в опыте как нечто субстанциальное. Несмотря на подавляющее разнообразие и
различие этих вещей, в них есть нечто тожественное, неизменно одно и то же,
именно их субстанциальность. Поскольку при переходе от одной вещи к другой
мое восприятие в этом отношении нисколько не меняется, я лишен возможности
опознать эту сторону вещей, потому что опознание требует сравнения, т.е.
соотнесения одного переживания с другими переживаниями, отличающимися от
него, но не слишком разнородными с ним, а материал для такого сравнения и
дифференцирования в данном случае отсутствует. К тому же нужно обладать
виртуозною способностью умозрения (об умозрении подробно будет сказано в
следующей главе), чтобы отвлечься от бесконечно разнообразного множества
вещей и сосредоточить внимание на утопающем в их разнообразии островке
тожественного в них, чтобы подвергнуть это тожественное сравниванию, которое
необходимо для опознания и дифференцирования. Таким образом, философ,
изучающий субстанциальность, и химик, изучающий реакцию образования CaSO4,
отличаются друг от друга не тем, что один имеет дело с фактом опыта, данным
в восприятии единичной вещи, а другой будто бы имеет дело с чем-то не данным
в опыте: оба они совершенно одинаково находят изучаемые ими стороны мира в
опыте, в восприятии единичных вещей, но в силу условий сравнения опытный
материал одной науки дифференцируется, фиксируется и наблюдается с
величайшим трудом, тогда как опытный материал другой науки дифференцируется
с совершенною отчетливостью. Поэтому, когда философ начинает раскрывать
содержание таких понятий, как субстанция, то люди, не дифференцировавшие
этой стороны вещей, воображают, что эти слова или лишены всякого значения,
или же значение их не может быть дано в сознании так, как дано значение слов
"этот красный цвет" при восприятии красной вещи.
Приобретение знаний низшей степени общности требует меньшего труда,
однако все же они даются не так легко, как знания средней степени общности,
и в некоторых случаях требуют необыкновенного специального навыка и
упражнения. Все мы без труда отличаем воробья от овсянки, но немногие из нас
способны заметить те различия между воробьями, в силу которых зоолог
отличает вид домашних от вида полевых воробьев (paser domesticus и passer
montanus). Тонкие различия между семенами ржи, которые опытный хозяин
признает всхожими или невсхожими, различия между условиями варки сыра,
которые опытный сыровар признает благоприятными или неблагоприятными,
требующими таких-то или иных дополнений или изменений, различия между
сортами стали, принимаемые инженером в расчет при употреблении стали для
различных целей, и т.п. принадлежат к числу знаний низшей степени общности,
и всякий знает, какой труд, внимание, настойчивость и навык требуются для
приобретения этих знаний. Приобретая эти знания, мы сталкиваемся с
затруднением, которое аналогично одному из затруднений, препятствующих
приобретению наиобщих знаний. Нужно обладать виртуозною способностью
различения для того, чтобы, сталкиваясь с вещами, обладающими множеством
одинаковых свойств, сосредоточить внимание на утопающем в их сходстве
островке различного в них, чтобы подвергнуть это различное сравниванию для
опознания и дифференцирования.
Труднее всего опознать во всякой вещи ее индивидуальность282, т.е. то, в
чем вещь оказывается единственною в мире, неповторимою и незаменимою ничем
другим. Всякий человек, всякое животное и растение, всякое событие или
процесс, напр., игра Росси в "Короле Лире", несомненно имеют свою
индивидуальную физиономию, но уловить индивидуальность единичной вещи
удается лишь немногим людям и только в отношении к немногим вещам. Интерес к
индивидуальному и способность улавливать его есть утонченный цветок
культуры, распускающийся лишь там, где развито стремление к художественному,
эстетическому созерцанию, созиданию и преобразованию действительности.
Восприятие индивидуального содержания вещи сопутствуется в нас сознанием
внезапно возникшей чрезвычайной близости, интимного отношения к вещи,
сознанием того, что мы вошли в глубочайшие тайники ее своеобразной,
самостоятельной жизни. Однако в большинстве случаев при этом мы не идем
далее смутного сознания индивидуальности, и отметить точно, какая часть
переживаемого содержания вещи индивидуальна, не менее трудно, чем указать
точно наиобщую сторону переживаемого содержания вещи.
Натуры, несклонные к художественному созерцанию действительности,
улавливают индивидуальность лишь тех вещей, с которыми в силу практических
потребностей и интересов им приходится часто сталкиваться как с
индивидуальностями: таким знанием обладает всякий по отношению к своим
родным или по крайней мере ближайшим родственникам, к своей социальной
среде, своему городу, имению и т.п. Иногда такое глубокое знание возникает
даже в отношении малозначительных вещей; так, пастух знает каждую овцу в
стаде, садовник всякую яблоню в саду. Однако в этих случаях мы имеем дело
чаще всего с виртуозно развитым знанием низших степеней общности (такая-то
овца отличается от всех других тем, что у нее шерсть несколько длиннее,
такая-то овца прихрамывает и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134