он идет прямо противоположным путем, именно
предполагает, что отдельные разрозненные ощущения составляют первое
содержание душевной жизни9 и что уже потом, благодаря собственной
деятельности души на этом первоначальном материале путем сопоставлений его
друг с другом, а также благодаря совместному и последовательному
существованию этих материалов в душе, на них нарастают еще более
субъективные наслоения, напр., идея субстанциальности. Приведем рассуждение
самого Локка. - "Приобретая, как говорил я, в большом числе простые идеи в
том порядке, как они находятся во внешних вещах, от чувств или от рефлексии
о своих собственных деятельностях, душа замечает также, что некоторые из
числа этих простых идей идут постоянно вместе. Так как мы предполагаем, что
они принадлежат одной вещи, и так как слова приспособлены к обозначению
общих понятий и употребляются для большей скорости, то мы зовем объединенные
таким образом в одном субъекте идеи одним именем, а впоследствии по
неосмотрительности склонны говорить и думать как об одной простой идее о
том, что на самом деле есть лишь сочетание многих идей. Ибо, как я уже
сказал, не считая возможным, чтоб эти простые идеи существовали
самостоятельно, мы приучаемся предполагать некоторый субстрат, в котором они
существуют и от которого происходят, и который мы поэтому зовем
"субстанцией". Так что, кто попробует испытать себя насчет своего понятия о
чистой субстанции вообще, тот в своей идее не найдет ничего, кроме
предположения о неизвестной подпорке (support) тех качеств, которые способны
производить в нас простые идеи и которые обыкновенно зовутся
акциденциями"10.
Это объяснение отличается замечательною наивностью: в нем предполагается
все, что нужно объяснить. Как эмпирист, Локк должен был бы указать на
фактические переживания, из которых складывается идея субстанциальности,
вместо этого он ссылается на "неосмотрительность", на то, что мы "приучаемся
предполагать некоторый субстрат", и т.п., упуская из виду, что даже и
неосмотрительность должна иметь какой-либо фактический материал для своих
измышлений.
Однако на плечах Локка стоит более глубокий исследователь - Юм; он
берется за ту же проблему и решает ее с большею последовательностью, хотя и
в том же духе, как Локк. Он, как и Локк, полагает, что фактический материал
знаний складывается лишь из субъективных душевных состояний, связанных друг
с другом лишь во времени, между прочим, из ощущений. Таким образом,
первоначально звуки, издаваемые каким-либо колоколом, представляются не
более связанными с видимым образом колокола, чем звуки голоса звонаря, но с
течением времени, если мы очень часто будем встречать вместе звуки колокола
и видимый его образ, между этими ощущениями установится чрезвычайно тесная
ассоциация, так что возникновение одного из этих ощущений будет
сопровождаться ожиданием возникновения другого, и если это другое ощущение
возникнет, оно будет испытываться нами как привычное в данной обстановке.
Итак, по мнению Юма, субстанция есть не что иное, как привычное
сосуществование ощущений, привычная связка их; в этом и состоит
субстанциальность. Однако он прекрасно понимает, что он обязан объяснить
разницу между простым сосуществованием во времени и субстанциальным
сосуществованием и что он должен объяснить эту разницу ссылкою на какое-либо
фактическое переживание. И в самом деле, он указывает на фактические
переживания, присоединяющиеся к сознанию сосуществования во времени и
превращающие его в сознавание субстанциального сосуществования: эти
фактические переживания суть, по его мнению, чувствование привычности и
эмоция ожидания.
Совершенно таким же образом Юм объясняет возникновение понятия
причинности. Он полагает, что причинная связь явлений есть не что иное, как
одна из форм последовательности явлений во времени, а именно: это
последовательность, привычная для нас вследствие частого повторения ее в
прошлом настолько, что, встречая один из членов этой последовательности, мы
ожидаем тотчас же появления и другого члена ее. Таким образом, по учению
Юма, последовательность между такою парою явлений, как удар камня о стекло и
появление трещин на этом стекле, по существу ничем не отличается от такой
последовательности явлений, как раскрывание мною книги и случайно следующий
за этим актом отдаленный раскат грома. Разница между первою и второю
последовательностью состоит лишь в том, что первая последовательность
сопровождается чувствованием привычности и эмоциею ожидания, а во второй
последовательности этих чувствований нет11.
Итак, по мнению эмпиристов, сознавание причинности, субстанциальности и
т.п. имеет еще более субъективный характер, чем ощущения. Это как бы второе
наслоение, второй этаж субъективности, настраивающийся в нашем сознании на
первом этаже, на ощущениях.
Допустим на минуту, что все материалы, из которых мы пытаемся строить
знание о внешнем мире, в самом деле субъективны, что все они принадлежат мне
в том же смысле, в каком мне принадлежат чувства удовлетворения или
неудовлетворения, хотения, напряжения внимания и т.п., и зададимся вопросом,
можно ли при таких условиях получить эмпирическое адекватное знание о мире,
т.е. построить картину внешнего мира, которая состояла бы из наших
фактических переживаний и в то же время заключала в себе действительные
свойства, явления и процессы этого внешнего мира?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134