"Исследователь находит, что в нем существует неразрывная связь
между каждым из тех живых и определенных состояний сознания, которые
известны как ощущения, и некоторым неопределенным сознанием, которые
представляют собою некоторую форму бытия, существующего вне сознания и
отдельного от него самого. Когда он берет вилку и кладет ею в рот кусок
пищи, он бывает совершенно неспособен изгнать из своей души понятие о
чем-то, что сопротивляется употребляемой им силе; и он не может подавить
рождающейся в нем мысли о некотором независимом существовании, разделяющем
собою его язык от неба и доставляющем ему то ощущение вкуса, которое он
неспособен породить в сознании посредством своей собственной деятельности.
Хотя самокритика показывает ему, что он не может знать, что это такое, что
лежит вне его, и хотя он может сделать заключение, что все, о чем он
неспособен сказать, что оно такое, есть фикция, тем не менее он открывает,
что самокритике совершенно не удается уничтожить его сознаний об этом
"нечто" как о действительно существующем вне его, т.е. как о реальности. Так
что если бы даже он не мог дать себе никакого отчета касательно генезиса
этого сознания, самое сознание все-таки осталось бы столь же повелительным.
Он даже не может вообразить себе его неистинным, не вообразив отсутствия
того принципа связности, которым сдерживается вместе его сознание"183. В
этом смутном переживании транссубъективного бытия на первом плане в наиболее
дифференцированной форме всегда стоит впечатление сопротивления. Поэтому
"сознание о чем-то, оказывающем сопротивление, становится общим символом для
того независимого существования, которое подразумевается или включается
живым агрегатом"184.
Мы знаем уже, что если у какого-либо философа есть склонность утверждать
непосредственную данность внешнего мира в восприятии, то она всего
отчетливее обнаруживается в учении о познании абсолютного. То же самое мы
находим и у Спенсера. Он полагает, что знанию доступно только относительное,
однако он полемизирует против Гамильтона, который говорит, что "абсолютное
может быть представлено только как отрицание постижимости", и против
Манселя, который утверждает, что "абсолютное и бесконечное, подобно
непостижимому и неощутимому, являются словами, обозначающими вовсе не
объекты мышления или сознания, но единственно отсутствие тех условий, при
которых возможно сознание"185. "В самом отрицании нашей способности познать,
что такое абсолютное, - говорит Спенсер, - скрывается уже предположение
того, что оно существует. Делая же такое предположение, мы тем самым
доказываем, что абсолютное представляется уму не как ничто, но как
нечто"186. О какой бы определенной форме бытия мы ни мыслили, она может
представиться как определенная не иначе как на фоне чего-то неопределенного,
бесконечного, что всегда стоит на пороге сознания, но никогда не может быть
исчерпанным, никогда не может быть уложенным ни в одну конечную форму. Это
бесконечное содержание сознания есть абсолютное, оно есть предмет
религиозного сознания; всякая форма, в которую религия, поскольку она не
религиозна, пытается уложить это абсолютное, есть унижение для него187, хотя
"возможно и даже вероятно, что идеи этого рода, в своих наиболее отвлеченных
формах, будут постоянно занимать задний фон нашего сознания. Вероятно,
всегда будет существовать потребность придавать какую-либо форму тому
неопределенному сознанию основного бытия, которое составляет основание
нашего понимания"188.
Казалось бы, что учение Спенсера знаменует собою решительный разрыв с
индивидуалистическим эмпиризмом и с его склонностью к субъективному
идеализму, скептицизму и т.п. На деле этой определенности у Спенсера нет, да
и не может быть. Как известно, основные философские понятия у него
недостаточно выработаны; мало того, такие важные философские дисциплины, как
онтология, гносеология и психология, у него не расчленены: свой
"преобразованный реализм" он излагает, напр., в психологии. Нечего и
пытаться искать у него различения между трансцендентным в отношении к я, в
отношении к опыту и в отношении к сознанию; об идеалистическом реализме он и
не думает. "Метафизиков", с которыми он смело полемизирует, он чересчур
упрощает, и если бы он встретился с ними, напр., с Юмом, лицом к лицу, они
без труда показали бы ему, пользуясь его половинчатостью, что он должен
примкнуть к ним. В самом деле, все аргументы Спенсера в пользу реализма
имеют силу против субъективного идеализма только в том случае, если
решительно признать, что транссубъективный мир воспринимается познающим
субъектом непосредственно в оригинале, а не в виде копии, не в виде
символов, не в виде личного индивидуального переживания, хотя бы и
вынужденного воздействием извне. Между тем у Спенсера, несмотря на его
учение о дифференциации субъекта и объекта как явлении вторичном, этого
учения о "данности", непреломленности транссубъективного мира в ясной форме
нет. Говоря о дифференциации субъекта и объекта как явлении вторичном,
Спенсер имеет в виду процесс, совершающийся в субъекте: он думает, что все
переживания, входящие в процессы знания, суть лишь "субъективные
возбуждения, производимые объективными деятельностями, которых мы не знаем и
которые не познаваемы для нас"189.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134