Ничего утешительного, к сожалению. В стадии решения, говорит... Надо отстоять машину, Николай Гаврилович.
— Думаешь?
— Жалко ведь. Труда сколько вложено.
Дербачев оторвался от блокнота, Клепаное отвел глаза. Под «машиной» надо было полагать кое-что другое.
— Не раскисай, Юрьевич. Возьми Селиванова, еще кого-нибудь, Полякова, что ли. Быстренько еще раз уточни сметы, заявки. Чертежи в порядке?
— Сделаем, Николай Гаврилович.
— Давай к четвертому,— Дербачев полистал календарь.— Раньше никак не успею.
— Сами полетите, Николай Гаврилович?
_ Угу,— Дербачев опять что-то размашисто писал в блокноте.
— Это дело!—обрадовался Клепаное.— Тряхнуть надо хорошенько. А мы тут постараемся.В отсутствие Дербачева жизнь шла своим ходом, в аппарате обкома чувствовалась некоторая растерянность. С Юлией Сергеевной, сдержанной и молчаливой, раскла-
нивались многие торопливее обычного. Дербачева замещал второй секретарь Клепаное. С Борисовой он держался непринужденно и ровно,— когда хотел, он умел быть непробиваемо спокойным. Все с нетерпением ждали возвращения Дербачева.
Дербачев прилетел через две недели, сразу собрал имевшихся налицо членов бюро и поставил вопрос об отмене прежнего решения о Борисовой. Горизов отсутствовал, отсутствовало еще несколько человек — близился сенокос, проливные дожди грозили сорвать заготовку кормов, и многие из аппарата обкома разъехались по районам. Горячка с колхозами, отпуска, почти неделю льющие дожди — все как-то притупило, стушевало остроту момента, и Юлия Сергеевна была этому рада. Дербачев подошел к делу просто, почти буднично, тем самым сразу отняв возможность перешептываться и злословить, и Борисова — в который раз! — не могла не воздать ему должного. Ее насторожила легкость, с которой все началось и кончилось. Расходились, разговаривали у дверей, она все сидела. Спохватилась, встала, Дербачев подошел к ней:
— Вот так, Юлия Сергеевна. Работать нам придется вместе.
— Учту, Николай Гаврилович.— И другим, непринужденным тоном: — Я хотела поговорить по ряду вопросов. Не сейчас, более детально.
— Заходите, Юлия Сергеевна, всегда рад.— Дербачев наклонил бритую голову, прощаясь.
— Все хорошо, что хорошо кончается,— бросил Клепаное, выходя вслед за Борисовой.
Она оглянулась, засмеялась глазами:
— Кто старое помянет, тому глаз вон, Георгий Юрьевич.
— Я то же самое думаю, Юлия Сергеевна.
— Именно. Всегда говорила, вы человек осмотрительный, надежный.
— Уж каким мать родила, Юлия Сергеевна.
— Вы словно собой недовольны, Георгий Юрьевич,— подзадорила Борисова.— Давно ли?
— Всю жизнь. Покой нам только снится.— Он наклонился и шутливым шепотом сообщил:—Даже страдаю, Юлия Сергеевна, какая-то неполноценность, что ли.
— Не сказала бы, глядя на вас. Такой цветущий вид..,
— Увы,— развел Клепанов руками.— Способность к самопожертвованию тоже талант, с ним нужно родиться.
Прошла неделя, вторая, пошел второй месяц лета, начиналась косовица яровых, и не было дня без дождя. Дербачев ходил хмурый, кормов по области заготовили недостаточно, сводки, ежедневно поступавшие из района, утешали мало. Пятнадцать агитбригад разъехалось по области с концертами и лекциями. Дербачев, узнав, поморщился:
— Во сколько влетит!
— Николай Гаврилович...
— Я бы лучше купил десяток автомашин для колхозов. Ну, ну, не буду, Юлия Сергеевна. Давайте тряхните своих артистов. Только, чур, не халтурить.
— Было четыре отборочных тура. Состав жюри я утверждала лично,— подчеркнула Борисова.
— Зачем вы так, Юлия Сергеевна? Здесь же никого нет.
— Никогда не умела работать на зрителя.
— Будет вам, Юлия Сергеевна. Пошутил. Кстати, о зрителях и театре. Вчера звонил Юкельсон. Что там происходит? Опять у них драчка с Морягиным? Разберитесь, сезон на носу. Театр останется без худрука.
— Что он конкретно хотел от вас?
— Отказывается работать с Морягиным.
— Морягин талантливый режиссер, ищущий, Юкельсон, по-моему, старомоден, завидует.
— Не скажите, у него встречаются очень хорошие работы. Вот недавно «Царь Федор Иоаннович». Коло-мийцев меня поразил: кто бы мог ожидать — острокомедийный актер? Интересно, интересно, очень интересно.
— Спектакль интересный, конечно. Только Юкельсон слишком увлекся подробностями быта, перегрузил действие обрядовыми сценами. А Морягина упускать нельзя. Большая потеря будет для театра.
— Так примирите их. Что, в самом деле, они не поделили?
— Морягин капризен, знает себе цену. Требует другую квартиру — трехкомнатную, непременно в центре. Я разговаривала с Мошканцем, он обещает к новому году.
— А что, разве нужно мгновенно? Даже ищущему и талантливому?
— Морягин просто закусил удила. Хорошо, Николай Гаврилович, я поговорю с каждым из них.
— Пожалуйста, Юлия Сергеевна. Я завтра с утра уеду в область. Хочу посмотреть, что там, в колхозах. Клапанов привык, теперь без всяких остается.
— Счастливого пути, Николай Гаврилович. Дербачев молча кивнул.
Дед Силантий, резавший лозняк далеко за селом, в глубоком логу, набрал очередную вязку, выкарабкался наверх, где у него стояла ручная тележка, и присел отдохнуть. Солнце стояло невысоко, вокруг, насколько глаз хватало, по обе стороны лога тянулось поле пшеницы, начинавшей желтеть. Картину слегка портил лог, глубоко врезавшийся в пшеничное поле, с редким дубняком по склонам. «Хорошо бы его засыпать. Собраться всем колхозом и засыпать»,— подумал дед Силантий. Он сидел на вязках прутьев, попыхивая цигаркой, и с тревогой посматривал на небо. Пока ясно, лишь на востоке начинало мутиться небо — вот уже целый месяц оттуда шли дожди, и в иных, особо густых местах пшеница начинала ложиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170