Юлия Сергеевна уже знала свое решение, в какой-то момент ей мучительно захотелось прислониться к силе, почувствовать рядом мужское плечо, принять на себя шквальный огонь, как в далекой юности, когда в гашетку автомата она вкладывала всю свою ярость и тоску по пропавшему без вести Дмитрию, когда она искала смерти и не находила. Случались и такие моменты. С нее достаточно одной потери.
Она хрустнула пальцами и подняла голову. Ее встретил тяжелый взгляд в упор. Она выдержала, улыбнулась.
— Расскажу вам, Николай Гаврилович, один случай, похожий больше на анекдот. Не против?
— С удовольствием.
— На экзаменах в пединституте, на литфаке, отвечает студент и говорит: «Гоголь? Нам не подходит. Ну, что у него за герои? Манилов? Собакевич? Сам собака. Нет, не
подходит, никакого положительного воспитания не имеет. Достоевский тоже не подходит. Убил старуху. Не на чем воспитывать? А вот Радищев молодец. Описал тяжелое положение мужиков в сельском хозяйстве. Неделю работают на барщине и ничего не получают. И Толстой Лев подходит. Левин собрал мужиков и дал им землю. Пусть наши учатся. И Нехлюдов тоже. Пусть наш секретарь райкома подумает».
Дербачев сначала слушал внимательно, потом усмехнулся.
— Должен сказать, Юлия Сергеевна, мне приходилось слышать анекдоты много злее и глубже этого.
Он снова стал ходить по кабинету.
— Как видите, влияние литературы может проявляться по-разному. В значительной степени дело вкуса, культуры. Кстати, прямое ваше дело. Литература только ставит вопросы, отвечать на них приходится жизни, то есть и нам с вами.
— Не на все вопросы сразу ответишь. А если они еще не подготовлены, ответы? Как вы говорите, жизнью?
— Вот и постараемся разобраться. Соберем на той неделе бюро, обсудим.
— Вы отлично знаете, Николай Гаврилович, бюро — это первый секретарь.
— Значит, вы против меня?
— Я серьезно, Николай Гаврилович. Мы только отдельная ячейка и не вправе, по-моему, решать вопросы государственного масштаба.
— Ага!.. Вам нужно указание сверху. Циркуляр.
— Грубо, Николай Гаврилович.
— К лицедейству я не привык, шаркать ножкой тоже не обучили.
— Подождите, Николай Гаврилович, зачем так?— Юлия Сергеевна развела руками, мягко улыбнулась, отчего у нее на щеках появились ямочки.— Вы ведь сразу, точно обухом.
— Ждать некогда, Юлия Сергеевна. Против, не принимать— легче всего. Нет и нет — что за позиция? А у вас есть что-нибудь на приправу к этому «нет»? То-то и оно!
— Торопитесь, Николай Гаврилович.
— Тогда предлагайте! — Он быстро подошел к ней и стал смотреть ей прямо в глаза и казался немного удивленным.— Вы это имели в виду?
— Да.
Юлия Сергеевна быстро пересекла кабинет и остановилась у карты.
— Вот, смотрите, наша область. Вот пойма Острицы, смотрите, пересекает область почти на две равные поло-
вины.— Она оглянулась на Дербачева, тот пожал плечами.— Мне бы, конечно, заниматься своими делами, но раз так вышло... Во многом животноводство области зависит от поймы Острицы. Так или не так, Николай Гаврилович?
— Почему же, так, все так.
— Я к тому, что здесь и здесь,— она указала места на карте,— нужны гидроэлектростанции.
— Хорошо, продолжайте.
— Представляете, как преобразится область? Я давно думаю, с Володиным пыталась говорить. Он человек нерешительный, пока раскачается... Не успела.
— Юлия Сергеевна, не два ли это разных вопроса?
— Нет. Прямая связь. Вы предложили свое, я предлагаю свое. На мой взгляд, это лучше, чем забираться в какие-то дебри мелких, но опасных переделок.
— Хорошо... Вы знаете, денег государство не даст. Ни полушки. Сельское хозяйство — не промышленность.
— Можно строить силами и средствами колхозов. Я предвидела ваши возражения. Новые тяготы... временные, Николай Гаврилович. Я бы на это пошла. Зато потом... Вы представляете?
— Да, представляю,— сказал он неожиданно резко и даже враждебно.— Электрифицировать полностью сельское хозяйство области за счет тех же карманов колхозников. А кто останется в колхозах к тому времени, когда загорится первая лампочка? Вы это представляете?
— Вы слишком материалист, Николай Гаврилович.
— Конечно. А вы молодцом! Раз, два — и в дамки. Здорово — ничего не скажешь.
— Если нужно, наши люди все сделают. Стоит только доходчиво разъяснить.
— «Доходчиво, доходчиво»! Слова! Пожалейте немного своих людей, Юлия Сергеевна. Вы давно ездили по колхозам?
— Николай Гаврилович!—сказала она протестующе.— Я сказала вам, что думала, сказала сама.
— Ладно, Юлия Сергеевна, будет.
Дербачев остановился спиной к ней, взглянул в окно опустив голову, исподлобья. «Сама сказала, тоже мне подвиг. Ты далеко не так проста, как хочешь казаться». Он потер переносицу и неожиданно озорно, по-мальчишески сощурился:
— Вы, помнится мне, пешком ходить любите? Договорились, дыму — хоть топор вешай. Идемте, кончим на улице. Люблю зиму, мороз. «Сквозь снег, бушуя, плыли шубы». Хорошо!
— Ко всему вы еще и поэт. Бунтарь и поэт. Не слишком ли много открытий за один вечер?
— Открытия опасны только ложные, Юлия Сергеевна. Я буду готов через три минуты,— сказал Дербачев, по-прежнему глядя в потемневшее окно и приближая к настывшим стеклам лицо.
В черной шубке и пуховом сером платке Юлия Сергеевна показалась Дербачеву милее и проще. Они медленно пошли по вечерней улице. Говорить о деле здесь не хотелось. Визжали ребятишки, скатываясь с ледяной горки. Борисова сбивала варежкой снежные шляпки с железных решеток. Ресницы и брови у нее заиндевели. Они забрели в маленький кинотеатрик «Пионер» и смотрели старый, довоенный фильм «Семеро смелых».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170