Юлии Сергеевне хотелось пройти пешком по вечернему городу и подумать, проверить свои впечатления. Из двери показался Дербачев и окликнул:
— Вас подвезти, Юлия Сергеевна?
— Благодарю, Николай Гаврилович, мне недалеко. Пройдусь, сегодня хороший морозец, я люблю.
— Завидная привычка. Кстати, зайдите завтра, расскажите о Гусеве.
— Интересный характер, Николай Гаврилович. И дарование есть. Любопытно будет и вам посмотреть, он над этим Дворцом культуры четвертый год бьется, с самой войны. Средств, естественно, нет, так он все сам. Есть у него несколько энтузиастов, помогают. Достают плитку,
колют, делают цемент. У него там в центральном фойе триптих есть, почти готов. «Комсомол» называется. Очень любопытно.
— Обязательно съездим. Знаете, мне показалось, у вас с ним много общего. В характерах. Не ожидал, что вы его так отчитаете.
— Не думала об этом. Баламутит он много. Недавно за архитекторов взялся. От них требуют экономию, а он — с мозаикой. Знаете, как он назвал их? — Юлия Сергеевна засмеялась.— Кроты, способные лишь на размножение, а не на творчество. Ну, известно, после — держись! Два дня разбирала.
— Вам не нравится?
— Я его понимаю. Он прав больше, чем можно подозревать. Человека надо воспитывать не только сытной пищей.
Дербачев глядел на нее, слушал.
— Он меня и бесит, и заставляет уважать себя, этот Гусев. Адская воля. У него действительно есть от гения. Вот посмотрите его фрески, я до сих пор не забуду, особенно центральную. Молодогвардейцы там, такая Ульяна Громова по ночам снилась. Экспрессия и трагичность во всех его работах.
— Посмотрю. Значит, пешком? Ну, до встречи, Юлия Сергеевна.
— Всего доброго.
Юлия Сергеевна шла мимо ярко освещенного строительного объекта и отдыхала от разговоров. Вверху, на уровне третьего этажа, на лесах двигались фигуры рабочих, слышалось жужжание моторов и голоса, небо над строящимся зданием было черным и низким от света прожекторов, фонарей и костров, возле которых грелись время от времени спускавшиеся с лесов каменщики.
Женщины в ватниках по наклонным полкам-лесенкам носили раствор и кирпич, фигуры их казались массивными, даже издали было видно, что им тяжело, и шагали они грузно, медленно, промороженные доски тяжело оседали у них под ногами. Юлия Сергеевна остановилась и стала глядеть на них, ее тянуло туда, к ним, в кирпичи и цементную пыль, в рокот машин и крики, и она, нетвердо ступая высокими теплыми ботинками по мусору, битому кирпичу, прошла к лесам, по привычке здороваясь со встречными, стала всходить вверх, придерживаясь за холодные шершавые перила с намерзшим кое-где раствором. Когда ей попадались навстречу женщины с порожними носилками, она жалась в сторонку. Взобравшись на самый верх и пряча озябшие руки в рукава, долго гля-
дела на каменщиков, молчаливо и споро делающих свое дело. Яркое снизу освещение было здесь недостаточно. Они работали в полумраке, отбрасывая длинные тени, изредка негромко переговариваясь, и косились на незнакомую, не по-рабочему одетую высокую женщину.
Один из каменщиков, рядом с ней, совсем молодой, гибко и ловко двигаясь, шлепал в стену раствор, разравнивал, хватал кирпич. В его руках кирпичи казались невесомыми, Юлии Сергеевне захотелось один из них подержать, чтобы убедиться в обмане. Под взглядом Юлии Сергеевны каменщик стал двигаться еще быстрее, стал покрикивать на подсобниц, таскавших ему раствор и кирпич. «Сколько ему? — пыталась определить Юлия Сергеевна.— Двадцать или чуть больше?» Она сейчас завидовала ему, он видел результат своего труда сразу, и он словно знал, что она завидовала, теперь кирпичи шли через его руки сплошной полосой. Их подавала толстенькая от телогрейки, невысокая женщина, она тоже все учащала и учащала движения и по временам начинала звонко смеяться. К Юлии Сергеевне подошел наконец бригадир каменщиков — низенький, усатый, глаза его в полумраке казались темными и рассерженными.
— Я не помешаю? Весь город строится, прямо щетиной оброс. Интересно.
— Кому как,— возразил бригадир, приглядываясь к незнакомой, хорошо одетой женщине.— Проторчишь на морозе с мастерком ночь — весь интерес соскочит. Да еще неполадки тут, нехватки... Без раствору сутками сидим. Вон кирпича на два часа осталось. А смена только началась. Простой в карман не положишь.
— Подвезут.
— Как же, надейся, подвезут! Одно наше управление тридцать объектов возводит. Прорва, разве напасешься?
— Все закономерно.
— Что закономерно? — переспросил бригадир сердито.— И вообще кто вы такая? Забралась куда не просят, да еще разные слова.
— Не сердитесь. Я здешняя — осторечанка. Захотела взглянуть, нельзя, что ли? Кругом так много строят.
— Взглянуть, оно не дорого,— проворчал он невнятно себе под нос.— Здесь не кино, гражданка. Посторонним сюда запрещается. Расшибетесь, кому влетит?
— Я не расшибусь.
— Все равно сойдите. Здесь нельзя.
— Оставь ты ее, Фомич,— неожиданно вмешался молодой каменщик.— Пусть поглядит. Может, к нам на стройку айда, девушка? Место будет.
— Ладно, репей, прицепился, успел. Тоже мне, отдел кадров.— Усатый бригадир опять повернулся к Юлии Сергеевне.
— Хорошо, хорошо,— торопливо сказала она и стала спускаться.
Перед нею, кругом нее жил, дышал, трудился многоглазый ночной город.
Низенький бригадир шел за нею следом. Он проводил ее до выхода на улицу молча, не говоря ни слова; она услышала, как он выругался, возвращаясь. Она не обиделась. Люди складывали дома из кирпичей, делали станки, писали картины и продолжали бы делать это и без нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170