Но мне не нужно, чтобы она убила его сразу же! Я сам прослежу за тем, как пойдут дела… Екатерина, ты убьешь Генриха только тогда, когда я дам тебе сигнал!»
Пока он так размышлял, королева, проявляя поразительную силу духа, уже обрела присущее ей хладнокровие. И теперь искала средства, чтобы привязать к себе Нострадамуса.
— Маг, — сказала она, — если ты действительно станешь служить моим интересам, я озолочу тебя! Дам тебе столько, сколько пожелаешь!
Нострадамус улыбнулся без всякого презрения.
— Мадам, — тихо ответил он, — когда опустеют ваши сундуки, приходите ко мне — я снова их наполню…
— Вы?!
— Я. Видите этот стол? Он отлит из чистого золота. И это я изготовил золото. Это я расплавил в своих тиглях материалы, из которых получились те бриллианты, что сверкают на моем Кресте.
— О-о-о! — простонала потрясенная королева. — Значит, вам удалось найти то, что искали столько знаменитых ученых с древности до наших дней?
— Что именно, мадам?
— Философский камень! — прошептала Екатерина, жадно всматриваясь в прорицателя.
Нострадамус сделался задумчив. И заговорил, словно сам с собой. А в голосе его звучала неподдельная горечь.
— Да, я нашел его. Вернее, Загадка открыла мне то, что люди узнают только через два или три тысячелетия. Философский камень — это правда, как и другие истины, еще скрытые от человеческих глаз. Когда человек откроет единственную и универсальную истину, он вычеркнет понятие «смерть» из списка слов, употребляемых людьми. Потому что это слово, лишенное смысла, мадам. Это единственное понятие, которое не является отзвуком высших истин. Это единственное понятие, которое не соответствует ничему. Потому что все живет, мадам, и все продолжается в вечности жизни… Вот чему меня научила Загадка…
— Скажите, вы человек? — прошептала королева. — Может быть, вы ангел? Или демон?
— Я человек, — с бесконечной печалью ответил Нострадамус. — Потому что познание не научило меня подавлять боль, терзающую сердце. Если вы признаете, что все на свете тесно связано, если признаете, что материя едина и универсальна, вы сможете понять, что человеческие слова суть не что иное, как отзвуки уже написанных в вечности слов, что изготовление золота — всего лишь дело простых вычислений и что те, кого вы называете мертвецами, могут явиться на голос умеющего говорить с ними…
Екатерина с ужасом огляделась вокруг.
— Мадам, — сказал Нострадамус, поняв, что королева от страха готова лишиться рассудка, — ничего не бойтесь! Я всего-навсего человек, человек, который страдает… Я очень многое могу сделать для других и очень мало для себя самого… Вы обещали мне ясно изложить вашу нынешнюю ситуацию…
Екатерина медленно и истово перекрестилась.
— Хорошо, — с трудом выговорила она, стуча зубами. — Давайте лучше поговорим обо мне, мессир…
III. Клятва Нострадамуса
— Что ж, — продолжил Нострадамус добродушно, — у вас есть основания пожаловаться на поведение вашего супруга Генриха II, короля Франции. Не так ли?
Королева не обратила внимания на то, с какой неумолимой ненавистью произнес Нострадамус имя ее мужа. Она не заметила и огненных искр, блеснувших в его глазах, когда он произносил это имя.
— Анри любил многих женщин, — сказала она с сумрачной улыбкой. — Меня это никогда не тревожило. Но та, в кого он влюбился на этот раз, меня просто приводит в ужас. Потому что страсть, которую она внушила королю, способна довести его до…
Екатерина внезапно умолкла. Ее бледное лицо волной залила краска. Нострадамус склонился к ее уху и прошептал на одном дыхании:
— …довести до развода с вами, так, мадам?
Королева содрогнулась всем телом и бросила на мага взгляд, исполненный такого бешенства, что ужаснул бы всякого, только не его.
— Вы обещали быть со мной откровенной, мадам. Но у вас еще есть время промолчать о том, о чем говорить не хочется.
— Нет-нет! — глухим голосом ответила Екатерина. — Слишком поздно для отступления. Это правда. Король обезумел, обезумел от любви. Он готов отдать этой женщине трон, всю Францию… А поскольку я могу послужить тут препятствием, меня надо раздавить! Терпение! Терпение! — добавила она с ужаснувшей бы любого слушателя, но опять-таки не Нострадамуса, усмешкой. — Мой час настанет. И тогда… О, тогда горе тем, кто заставил меня страдать так, как я страдаю!
Екатерина встала. В этот момент она была похожа на ангела ненависти, она дрожала, она дрожала от боли. Наверное, очень давно она не пыталась вот так открыть кому-то душу, и собственная искренность поражала королеву. Почему она доверилась этому человеку? Она снова умолкла, провела рукой по влажному лбу, села в свое кресло и прошептала, не в силах сопротивляться этому странному желанию сказать все до конца:
— Эта женщина, мессир, может причинить мне непоправимое зло! Женщина? Какая она женщина! Девчонка! По существу, она еще дитя, но это опасная и извращенная тварь, умеющая отказывать, чтобы добиться всего…
— Могу я узнать имя девушки? — спросил Нострадамус.
— Ее зовут Флориза, — ответила королева. — Флориза де Роншероль…
Нострадамус не пошевелился. Он не вздрогнул, ни одна морщинка не легла на его чело. Но внутри у него все бушевало.
«Флориза! — только что произнесенное королевой имя поразило его, как молния. — Флориза! Дочь Роншероля! Генрих влюблен в дочь Роншероля! О! Мне смутно видятся страдания этого человека, страдания, подобные пережитым мною самим, потому что Флоризу любит или скоро полюбит Руаяль де Боревер, а Руаяль де Боревер — сын Генриха! Король Франции, палач той, кому я поклоняюсь, вот наконец твое наказание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157