Телохранители вытянулись в струнку, как солдаты перед главнокомандующим. Барышни из Летучего эскадрона приветствовали свою хозяйку изящным глубоким реверансом. Королева улыбнулась Тринкмалю, подергала за длинный ус Корподьябля, замерла в притворном восхищении перед Страпафаром, похлопала по щеке Буракана. Они затрепетали от нахлынувших чувств.
Искушать и поощрять «воспитанников», превращая их таким образом в преданных сторожевых псов, готовых отдать за нее жизнь, — это, конечно, была игра. И королева весьма в ней преуспела. Они страстно ею восхищались, они трепетали перед ней, прежде всего, потому, что это была королева, но в немалой степени и потому, что это была Екатерина как таковая. Они просто не могли видеть ее, не почувствовав священного трепета. По знаку королевы девушки из Летучего эскадрона вышли.
— Дети мои, — сказала тогда Екатерина, — я доверяю только вам одним. Только что я видела, как вы учитесь. Скоро вы будете достойны представления ко двору. По мужеству, силе и ловкости вы стоите двадцати охраняющих меня гвардейцев. По преданности и верности своему слову — всей моей гвардии, если не больше. Сегодня вечером мне нужны в качестве эскорта надежные и решительные люди. Тот, кто меня сопровождает, всегда должен быть готов нанести упреждающий удар кинжалом шпиону. Если кто-то осмелится приблизиться ко мне, нужно сделать все, чтобы этот любопытный отлетел на десять шагов. Если он после этого не сможет подняться на ноги, тем хуже для него. Могу ли я рассчитывать на вас?
— Госпожа королева, — сказал Страпафар, — наши руки и наши сердца — в вашем распоряжении, делайте с нами все, что угодно Вашему Величеству.
— Отлично, — обрадовалась Екатерина. — Я положусь на вас. Сегодня же вечером я вверяю вам мою судьбу. Пойдемте, мои храбрецы!
И храбрецы последовали за Екатериной, размышляя о том, на каком особом положении они нынче находятся во дворце, где живут в двух шагах от короля, которого совсем еще недавно держали пленником на улице Каландр! Тогда они были тюремщиками короля! А теперь они — телохранители королевы!
Через несколько минут они уже выходили из Лувра…
II. Жизнь и смерть
Мы приглашаем читателя проследовать за нами в рабочий кабинет Нострадамуса. В тот самый момент, когда королева вошла в столовую, где только что отужинали господа Страпафар, Тринкмаль, Буракан и Корподьябль.
Нострадамус, сидя в глубоком кресле, с сумрачной жалостью рассматривал стоявшего перед ним Руаяля де Боревера. Жалость эта была вполне реальной, совершенно искренней, очень глубокой. У Нострадамуса не было никакой ненависти к сыну Мари и Генриха. Если бы он мог спасти юношу, тот был бы спасен… Но Бореверу уже был вынесен приговор. Кем? Самой Судьбой!
«У судьбы есть своя логика, — думал Нострадамус. — Сын Генриха — простое орудие мести, посланное мне судьбой. Было бы нелепо и несправедливо, если бы Роншероль, Сент-Андре и Генрих Французский не понесли заслуженного наказания. Франсуа убили в Турноне. Это я его убил. Яд Монтекукули оказался всего лишь орудием в моих руках. И эти трое должны быть убиты… В таверне под Меленом вместе со мной находились сын Генриха, дочь Роншероля и сын Сент-Андре. Вот мои орудия…» И сказал вслух:
— Молодой человек, когда вы узнаете, где сейчас Флориза, когда накажете похитителя, когда у вас не останется никаких забот, кроме мести за этого старого бродягу, которого я смертельно ранил…
— Брабана! — вздрогнув, прошептал Руаяль.
— Да, Брабана. Так вот, когда у вас останется только эта забота, сдержите ли вы слово, которое дали умирающему? Ударите ли вы меня этим кинжалом, как я тогда ударил своим Брабана?
Он отдал бы все за то, чтобы Боревер ответил ему: «Да!»
Но Руаяль промолчал. Он закрыл глаза, скрипнул зубами. Его лицо покраснело, потом побледнело.
— Не подстрекайте меня! Я и сам не знаю, больше не знаю, что хочу сделать с вами! То, что произойдет между вами и мной, тогда, когда потребуется, касается меня одного. Поэтому, Христом Богом прошу, не говорите со мной об этом! Вы обещали, что во вторник вечером я узнаю, где она находится. Вот в чем вопрос. И заклинаю вас: не испытывайте моего терпения!
Он испугал бы любого, только не Нострадамуса. Этого человека, стоявшего, вполне возможно, над жизнью и над смертью, ничто не могло испугать.
— Сейчас я исполню свое обещание. Но вы, со своей стороны, должны пообещать мне не выходить из дома до завтрашнего утра.
Руаяль ничего не ответил.
— Хорошо, пусть будет так, — снова заговорил Нострадамус. — Слушайте. В нескольких лье от Вилле-Котре находится укрепленный замок, который вы легко узнаете по прочным стенам и благородным пропорциям. Название замка — Пьерфон. Вот там, если вам удастся туда проникнуть, вы ее найдете…
Нострадамус внезапно умолк. Руаяля де Боревера больше не было в комнате. Когда молодой человек выбежал во двор, подъемный мост как раз опускался, а Джино вышел навстречу Екатерине Медичи. Одним прыжком Руаяль оказался на другой стороне рва, на улице. Вскоре он исчез, рванувшись в направлении к Ла Аль.
В момент, когда Боревер пролетал по мосту, его на секунду осветили факелы — их держали два лакея, которые, по приказу Джино, явились оказать почести знатной гостье… В то же время на улице кто-то свистнул в свисток. И тогда из темных углов показались тени, которые устремились вслед юноше.
Это был Лагард! Это были головорезы из Железного эскадрона!
Лагард уже в течение трех дней рыскал вокруг замка Нострадамуса. Это был неисправимый упрямец. Ему позарез нужна была шкура Руаяля де Боревера. Лагард действовал по поручению королевы — важная причина заниматься этим делом с истинным остервенением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157