ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он был по-прежнему спокоен. Но узбек Ахмед глядел на меня недобро, с упреком, как человек, обманувшийся в своих надеждах.
Продолжая сидеть, командир внимательно, пронизывающим насквозь взглядом оглядел Кирсанова. Затем все с тем же, видимо природным, спокойствием сказал:
— Давайте познакомимся. Кто вы?
Кирсанов, должно быть, сильно продрог, лежа под сырым гребенщиком: он дрожал, словно его била лихорадка. В худом, неприятном лице его не было ни кровинки. Но глаза были спокойны. Он ответил без колебаний:
— Меня зовут Лукин... Геннадий Иванович... Солдат бывшего казачьего полка в Хиве.
— Казачьего полка?
— Да.
— Кто им командовал?
— Полковник Зайцев. Он хотел двинуть полк на Чарджуй. Мы, группа большевиков, выступили против него, предложили присоединиться к красногвардейцам в Петро-Александровске. Он нас арестовал. С помощью солдат русского гарнизона в Хиве мы бежали из-под ареста, почти полгода скрывались в окрестностях Аральского моря. Наконец решили через Кызылкумы пробраться в Чарджуй. И вот, похоронив троих товарищей в песках, я после долгих мучений добрел до этих мест. Хотел было идти дальше, а тут появились вот эти трое. Я подумал, что это басмачи, и спрятался.
Командир насмешливо улыбнулся:
— У тебя пулемет... И ты прячешься от каких-то трех басмачей?
— А что делать? Он, проклятый, не работает. В Кызылкумах потерял огниво.
Командир посмотрел на черноусого кавалериста, как бы спрашивая: «Это правда?» Тот подтвердил слова Кирсанова: пулемет в самом деле неисправен.
Командир повернулся в мою сторону:
— Значит, вы этого человека видите впервые?
— Да, — спокойно ответил я. — Никогда его не видел.
Ахмед неприязненно посмотрел на меня и сердито буркнул:
— Ложь!
Я пожал плечами, как бы не находя ответа.
— Кроме всевышнего, у меня нет свидетеля! Командир снова перевел взгляд на Кирсанова:
— Кто прикрыл вас ветками гребенщика?
— Сам.
— Вы видели нас?
— Нет... Не видел, как и эти трое подъехали. Думал пролежать до темноты... А потом идти дальше.
Не сводивший с меня глаз Ахмед с угрозой спросил:
— Ты поклянешься на Коране, что не знаешь его?
— Нет! — так же спокойно ответил я. — Отсеките мне голову, но я не стану клясться. Не пристало человеку религии давать клятву. Но то, что я его не знаю, — правда. Поверьте: я никогда в жизни не лгал.
Я был поражен мужеством Кирсанова. Он был весь в грязи, даже брови и ресницы его были залеплены глиной, зрачки глаз еле виднелись. Но он держался твердо, говорил уверенно, как человек, верящий в свою судьбу.
Командир встал и, подойдя вплотную к Кирсанову, смерил его с ног до головы яростным взглядом. Затем грозно проговорил:
— Значит, вы не хотите очиститься от грязи... Предпочитаете валяться в болоте, а не сознаваться. Так?
Кирсанов ответил без страха:
— Что это значит? Кто любит грязь?
— Как видно, есть такие... Иначе вы не стояли бы так!
Командир обернулся ко мне и, не меняя тона, сказал:
— Ахун! Вам также придется поехать с нами.
— Куда?
— В Турткуль.
— А что мне там делать?
— Приедете и узнаете!
Спустя два дня мы прибыли в Турткуль — форпост туркестанских большевиков на пороге Хивы. На старой русской карте этот городок был известен как Петро-Але-ксандровск. От Хивы его отделяла только Амударья. Стоило пересечь ее, и вы попадали в другой мир.
Большевики придавали Турткулю большое значение. Они сосредоточили здесь крупные силы, готовясь к затяжной борьбе. К тому же Турткуль являлся убежищем для хивинских бунтовщиков. Пройдя здесь большевистскую школу, они разъезжались по районам Хивы, стремясь опрокинуть и без того шатающийся трон хивинского хана. Люди Джунаид-хана не один раз пытались овладеть Турткулем. Они хорошо понимали, что по соседству с пороховой бочкой долго не проживешь, но у них не было сил, чтобы самим взорвать ее.
Нас заключили в гарнизонную тюрьму. В тесном, огороженном колючей проволокой доме было всего несколько комнат. «По-видимому, тюрьма построена специально для политических заключенных», — предположил я.
Так и оказалось. Вот уже месяц, как я перешагнул порог тюремной камеры. За это время не видел никого, кроме следователя, который вел допрос, да караульных солдат. Правда, недели две тому назад ко мне в камеру посадили одного старика. Он рассказал, что сам из Нукуса, что большевики арестовали его, обвинив в связях с Джунаид-ханом, и что теперь его везут в Чарджуй. Я сразу почувствовал, что это не простой человек, поэтому пошел на «откровенный» разговор и быстро «раскрыл душу». Старик прощупывал меня со всех сторон. Мы провели неделю в бескровных схватках. Бог знает, кто вышел, победителем, а кто был побежден в этом поединке. Думаю, старик покинул камеру, уверенный, что именно он одержал победу. Только этого мне и нужно было!
До сих пор мне не приходилось сидеть в тюрьме. Наверно, поэтому месяц показался мне целой жизнью. Не осталось ни одного события, которое я не вспомнил бы. Не один раз перебрал все свое прошлое, начиная с дней беззаботного детства, вплоть до самых извилистых перепутий жизни. Вспоминал последние дни, пытался окинуть мысленным взглядом будущее, снова обратился к прошлому... Что может быть стремительнее воображения! За какие-то секунды можно облететь всю свою жизнь. А ты вынужден прозябать здесь, в полном одиночестве, влача серые, однообразные дни.
Я чувствовал, что голова у меня начинает распухать от одних и тех же назойливых, неотвязных мыслей. Чем кончатся эти полные лишений скитания? Куда занесет меня необычная судьба? Допустим, я вырвусь из этого ада... Вернусь в Асхабад... Вряд ли мне скажут:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Продолжая сидеть, командир внимательно, пронизывающим насквозь взглядом оглядел Кирсанова. Затем все с тем же, видимо природным, спокойствием сказал:
— Давайте познакомимся. Кто вы?
Кирсанов, должно быть, сильно продрог, лежа под сырым гребенщиком: он дрожал, словно его била лихорадка. В худом, неприятном лице его не было ни кровинки. Но глаза были спокойны. Он ответил без колебаний:
— Меня зовут Лукин... Геннадий Иванович... Солдат бывшего казачьего полка в Хиве.
— Казачьего полка?
— Да.
— Кто им командовал?
— Полковник Зайцев. Он хотел двинуть полк на Чарджуй. Мы, группа большевиков, выступили против него, предложили присоединиться к красногвардейцам в Петро-Александровске. Он нас арестовал. С помощью солдат русского гарнизона в Хиве мы бежали из-под ареста, почти полгода скрывались в окрестностях Аральского моря. Наконец решили через Кызылкумы пробраться в Чарджуй. И вот, похоронив троих товарищей в песках, я после долгих мучений добрел до этих мест. Хотел было идти дальше, а тут появились вот эти трое. Я подумал, что это басмачи, и спрятался.
Командир насмешливо улыбнулся:
— У тебя пулемет... И ты прячешься от каких-то трех басмачей?
— А что делать? Он, проклятый, не работает. В Кызылкумах потерял огниво.
Командир посмотрел на черноусого кавалериста, как бы спрашивая: «Это правда?» Тот подтвердил слова Кирсанова: пулемет в самом деле неисправен.
Командир повернулся в мою сторону:
— Значит, вы этого человека видите впервые?
— Да, — спокойно ответил я. — Никогда его не видел.
Ахмед неприязненно посмотрел на меня и сердито буркнул:
— Ложь!
Я пожал плечами, как бы не находя ответа.
— Кроме всевышнего, у меня нет свидетеля! Командир снова перевел взгляд на Кирсанова:
— Кто прикрыл вас ветками гребенщика?
— Сам.
— Вы видели нас?
— Нет... Не видел, как и эти трое подъехали. Думал пролежать до темноты... А потом идти дальше.
Не сводивший с меня глаз Ахмед с угрозой спросил:
— Ты поклянешься на Коране, что не знаешь его?
— Нет! — так же спокойно ответил я. — Отсеките мне голову, но я не стану клясться. Не пристало человеку религии давать клятву. Но то, что я его не знаю, — правда. Поверьте: я никогда в жизни не лгал.
Я был поражен мужеством Кирсанова. Он был весь в грязи, даже брови и ресницы его были залеплены глиной, зрачки глаз еле виднелись. Но он держался твердо, говорил уверенно, как человек, верящий в свою судьбу.
Командир встал и, подойдя вплотную к Кирсанову, смерил его с ног до головы яростным взглядом. Затем грозно проговорил:
— Значит, вы не хотите очиститься от грязи... Предпочитаете валяться в болоте, а не сознаваться. Так?
Кирсанов ответил без страха:
— Что это значит? Кто любит грязь?
— Как видно, есть такие... Иначе вы не стояли бы так!
Командир обернулся ко мне и, не меняя тона, сказал:
— Ахун! Вам также придется поехать с нами.
— Куда?
— В Турткуль.
— А что мне там делать?
— Приедете и узнаете!
Спустя два дня мы прибыли в Турткуль — форпост туркестанских большевиков на пороге Хивы. На старой русской карте этот городок был известен как Петро-Але-ксандровск. От Хивы его отделяла только Амударья. Стоило пересечь ее, и вы попадали в другой мир.
Большевики придавали Турткулю большое значение. Они сосредоточили здесь крупные силы, готовясь к затяжной борьбе. К тому же Турткуль являлся убежищем для хивинских бунтовщиков. Пройдя здесь большевистскую школу, они разъезжались по районам Хивы, стремясь опрокинуть и без того шатающийся трон хивинского хана. Люди Джунаид-хана не один раз пытались овладеть Турткулем. Они хорошо понимали, что по соседству с пороховой бочкой долго не проживешь, но у них не было сил, чтобы самим взорвать ее.
Нас заключили в гарнизонную тюрьму. В тесном, огороженном колючей проволокой доме было всего несколько комнат. «По-видимому, тюрьма построена специально для политических заключенных», — предположил я.
Так и оказалось. Вот уже месяц, как я перешагнул порог тюремной камеры. За это время не видел никого, кроме следователя, который вел допрос, да караульных солдат. Правда, недели две тому назад ко мне в камеру посадили одного старика. Он рассказал, что сам из Нукуса, что большевики арестовали его, обвинив в связях с Джунаид-ханом, и что теперь его везут в Чарджуй. Я сразу почувствовал, что это не простой человек, поэтому пошел на «откровенный» разговор и быстро «раскрыл душу». Старик прощупывал меня со всех сторон. Мы провели неделю в бескровных схватках. Бог знает, кто вышел, победителем, а кто был побежден в этом поединке. Думаю, старик покинул камеру, уверенный, что именно он одержал победу. Только этого мне и нужно было!
До сих пор мне не приходилось сидеть в тюрьме. Наверно, поэтому месяц показался мне целой жизнью. Не осталось ни одного события, которое я не вспомнил бы. Не один раз перебрал все свое прошлое, начиная с дней беззаботного детства, вплоть до самых извилистых перепутий жизни. Вспоминал последние дни, пытался окинуть мысленным взглядом будущее, снова обратился к прошлому... Что может быть стремительнее воображения! За какие-то секунды можно облететь всю свою жизнь. А ты вынужден прозябать здесь, в полном одиночестве, влача серые, однообразные дни.
Я чувствовал, что голова у меня начинает распухать от одних и тех же назойливых, неотвязных мыслей. Чем кончатся эти полные лишений скитания? Куда занесет меня необычная судьба? Допустим, я вырвусь из этого ада... Вернусь в Асхабад... Вряд ли мне скажут:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126