Разве я не вправе гордо поднять голову, говорить полным голосом? Кто еще проявил такое самопожертвование в этом проклятом краю?
Я только что закурил, как со стороны Асхабада послышался сильный гул. А через мгновение в воздухе показался аэроплан и, паря в чистом небе, начал кружить над городом.
Чакан-батыр, оказывается, никогда в жизни не видел аэроплана. Сойдя с коня, он с широко разинутым ртом неотрывно смотрел на небо. Я подошел к нему и шутливо спросил:
— Что, страшная штука?
Чакан-батыр ахнул и с искренним удивлением ответил:
— О аллах! И внутри него сидит человек?
— Да... И еще там снаряды, больше пушечных, чтобы кидать на головы большевиков.
— О боже! Кто устоит перед таким могуществом?
Я отдал Кирсанову нужные распоряжения и, взяв с собой Ричарда, отделился от каравана. Едва мы перешли железнодорожное полотно, как из аэроплана полетела стая бумажек. Ричард подхватил одну из них и протянул мне. Я бросил поводья на шею лошади и бегло проглядел листовку. Это оказалось воззвание наших. Едва прочитав первые строки, я не мог сдержать иронической улыбки. Листовка начиналась так: «Граждане За-каспия! Большевикам остается жить недолго. Не сегодня-завтра прогремят залпы победы. Знамя свободы будет развеваться во всем мире. Жизнь опять войдет в нормальную колею...»
Я знал о положении на фронтах. Знал даже, что большевики на Восточном фронте начали с двух сторон наступление на Оренбург. На Закаспийском фронте дела тоже шли неважно. Бои возле станции Равнина показывали, что враг все больше набирает силы. Ну зачем, скажите, в таком положении трубить победный марш!
Я скомкал листовку и, швырнув ее на землю, поехал вперед. Время близилось к вечеру. Погода была по-весеннему теплая, ясная. Но деревья по обеим сторонам улицы стояли обнаженные. Может быть, поэтому город казался каким-то невзрачным, серым. А ведь Асхабад был одним из самых оживленных городов Туркестана! Его основали в 1881 году русские, по соседству с одноименным текинским аулом. И действительно, в облике города заметно было влияние Европы. Здесь не было, как в других азиатских городах, ветхого, покрытого пылью веков, старого города. Улицы прямые, широкие. В глаза бросались отдельные каменные здания — детища европейской цивилизации: кинотеатры, областной музей. Был даже большой парк и казино. И все же город в целом оставался типично азиатским. Те же одноэтажные, низенькие дома, глинобитные стены, душные чайханы, тесные караван-сараи... Косный Восток чувствовался на каждом шагу.
Мне нравилось только название города. По словам одного из моих местных приятелей, слово «Асхабад» в переводе означало «город любви». Не могу поручиться за точность этой справки. Но Асхабад и в самом деле был для меня таким городом. Дни, прожитые здесь, я провел, как говорил один из восточных поэтов, утопая в озере любви.
Вот мы въехали на проспект Куропаткина, рассекающий город надвое. Тротуары были пустынны. Даже возле персидского консульства, где почти всегда царило оживление, сейчас не было никого, кроме караульных. Стены домов были сплошь заклеены листовками. Слова на белом полотне, висевшем поперек улицы, между высокими деревьями, еще издали привлекли мое внимание. «Добро пожаловать, господин Мильн! Асхабадцы сердечно приветствуют вас!» — прочитал я.
Мне было известно, что наши войска в Закаспии переданы из ведения главнокомандующего в Индии в распоряжение командования наших войск на побережье Черного моря, но о том, что командующий этими войсками сэр Джордж Мильн прибыл в Асхабад, я не знал. Ясно, что такая высокая особа прибыла в Асхабад из далекого Константинополя неспроста. По-видимому, произошло какое-то важное событие. Что же случилось?
Ричард поравнялся со мной и тихо прошептал по-арабски:
— Смотрите, господин полковник... Идет картина «Отверженные».
Я покосился на рекламный щит, прислоненный к дверям какой-то лавки, и на английском языке ответил:
— Сегодня же вечером сможешь посмотреть ее! Ричард просиял. Меня тоже наполнило спокойствие.
Ведь сколько месяцев мы не говорили на родном языке!
Начали попадаться навстречу наши солдаты. Они явно освоились с городом: держались уверенно, некоторые даже вели под руку русских девушек. Словом, все было спокойно. «Наши, видно, крепко овладели положением», — подумал я.
Первым в военной миссии нас встретил Джон. Он стоял перед зданием, приводя в порядок машину. Мы узнали его издали, а он нас не узнал. Вернее, даже не удостоил взглядом. Протирая машину, отмахнулся:
— Кет, кет.. . Ораз-сердарга бор. Слегка повысив голос, я ответил:
— Ораз-сердарни нима киламан... Бизга жаноб Джон керек!
Джон обернулся ко мне и вдруг закричал на всю улицу:
— Господин полковник!
Тут подошел капитан Тиг-Джонс. А через мгновение нас окружили плотным кольцом друзья и чуть ли не на руках внесли в миссию.
Во дворе, во флигеле, были приготовлены специальные комнаты для генерала Мильна и его офицеров. Я тоже устроился там. Капитан Тиг-Джонс предупредил меня, что генерал Мильн с генералом Маллесоном уехали в сторону Байрам-Али, на фронт, и вернутся только на следующий день. У капитана были срочные дела в казарме. Я не стал его задерживать.
— Есть о чем рассказать, господин полковник. Я вернусь самое большее через час, — сказал он и торопливо вышел.
Прежде всего я вымылся в бане, смыл с себя грязь и пыль дальней дороги. Вернувшись, увидел в своей ком-
нате мисс Элен,— она.уже поджидала меня. Элен кинулась мне навстречу и обняла за шею: — Чарлз!
Я снова держу в своих ладонях нежные руки Элен. Должно быть, оттого, что я соскучился по теплу и ласке, мне вдруг захотелось поцеловать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126