Вокруг было пусто. Город уже спал, всюду стояла мертвая тишина. Мы шли медленно, желая подышать свежим воздухом. Жара, по сравнению с дневной, несколько спала, но до сих пор еще было душно, ветра не было. Яркие
звезды свидетельствовали, что и завтрашний день будет знойным. Нас встретил младший брат Абдуррахмана. Он провел меня в ту комнату, где находились гости. Я был поражен артистическим талантом Абдуррахмана: при виде меня он вскочил с места, кинулся ко мне и начал обнимать, словно после долгой разлуки.
Я познакомился с гостями. У одного была густая седая борода почти во всю грудь, карие глаза, горбатый нос и большое брюхо. Его называли Ялкап-баем. Второй — кривой на один глаз, со сморщенным, как старая дынная корка, крохотным личиком, безбородый, приземистый. Я увидел его впервые, но кое-что о нем уже знал. Это был один из доверенных Абдуррахмана, работавший среди пендинских туркмен. Внешне невзрачный, он был себе на уме и мастерски справлялся с самыми трудными заданиями. Нам он был известен под кличкой «Пендинец», а в народе его звали Караджа-мол-ла. Он и вправду был мулла, хорошо знал религиозные догмы мусульманства.
Как было условлено, я назвался паломником, не сегодня-завтра направляющимся в Бухару. Абдуррахман добавил, что родом я араб и в последнее время обучаю в Бухаре талибов.
Ялкап-бай сидел важно, тяжело дышал, ковырял в зубах деревянной спичкой. Он не смотрел на меня и почти не слушал. Но Караджа-молла прямо пожирал меня своим единственным глазом. Мне показалось даже, что он поглядывает на меня с подозрением.
Абдуррахман быстро перевел разговор в желательное для нас русло. Горячо, точно сообщая необычайную новость, объяснил, что гости приехали из Пендинского оазиса, что они рассказывают весьма интересные вещи о распрях между большевиками и меньшевиками. Я немедленно включился в беседу и задал вопрос Ялкап-баю: какая разница между большевиками и меньшевиками? Он промолчал, покосившись на Караджа-моллу. Мулла перехватил его взгляд и начал выказывать свое красноречие:
— Между большевиками и меньшевиками, таксыр, разница как между небом и землей. Большевики... они настоящие мятежники. Бога не признают, ханам-сердарам не подчиняются. Только и знают, что грабить да убивать... А меньшевики — не такие. Они народа не трогают, единственный их враг—большевики. После того как меньшевики прогонят большевиков, они по своей воле уйдут. Туркмены останутся сами по себе. Не так ли, бай-ага?
Ялкап-бай устало вздохнул и качнул головой:
-Да...
Перебирая неторопливо четки, я усмехнулся:
— Э, не знаю... Оставят ли вас русские? И большевики и меньшевики — все они гяуры. Когда речь пойдет о мусульманах, они договорятся. И потом, я не думаю, чтобы в нынешнее время легко было остаться самим по себе. Снова начнутся старые междоусобицы. Не лучше ли воспользоваться моментом и попробовать опереться на одно мусульманское государство, вроде Афганистана? Русский мусульманину не попутчик!
Мои слова, как видно, пришлись по сердцу Ялкап-баю. Потупив глаза, он то и дело одобрительно кивал головой. Я думал, что теперь-то он непременно заговорит. Нет, опять промолчал и опять искоса взглянул на Караджа-моллу. Я начал испытывать раздражение. Вот тупоумец!
Абдуррахман, видимо, понял, что я недоволен его высоким гостем. Он попытался пришпорить бая:
— Говорят, район Пенде когда-то принадлежал Афганистану. Это так, бай-ага?
— Да.
— Потом русские его завоевали?
— Да.
— Значит, люди с надеждой глядят в эту сторону?
— Да.
Я чуть не прыснул со смеху. О боже праведный! Неужели этот тупица руководит людьми? По совести говоря, если бы Абдуррахман не расхваливал до небес этого Ялкап-бая, я тут же, без лишних слов, встал бы и ушел. Не стал бы тратить на него ни минуты: Но Абдуррахман уверил меня, что это один из самых уважаемых
яшули в Пенде. Одних овец у него в песках пасется до двадцати тысяч голов. Ясно, что такой богач не может не обладать и властью. Но как заставить говорить этого болвана?
Брат Абдуррахмана принес чай.
Караджа-молла пододвинул поближе подставленный ему чайник и вмешался в разговор:
— У нас, купец Абдуррахман, иные смотрят на юг, а иные смотрят на север.
Полное лицо бая залилось краской, будто затронули его больное место. Он отер большим платком пот с лица и грозно посмотрел на Караджа-моллу:
— Не болтай, мулла! Мои люди на север не посмотрят!
Только теперь я почувствовал, как силен хан. Его безжизненные глаза вдруг вспыхнули пламенем, даже кадык на горле у него затрясся. А в голосе послышалось завывание зимней вьюги.
Караджа-молла сразу притих, его крошечная фигурка сжалась еще больше. Он заговорил заискивающе:
— Верно говорите, бай-ага. Наши люди на север не посмотрят. Я говорил о соседях. — Мулла перевел на меня свои хитрые глазки. — Для нас слово бай-аги — веление божье. Среди нас двуличных не может быть.
Бай почесал свой толстый, как бревно, затылок и важно откашлялся.
Я продолжил беседу:
— Значит, ваши люди хотели бы жить под защитой афганцев?
— Это было бы лучше всего! — снова заговорил Караджа-молла.—Сейчас уже почти половина наших людей живет по эту сторону границы, на афганской земле. Разумеется, и нам хотелось бы жить вместе с мусульманами. Но как объединиться? К кому обратиться?
— Обратитесь к хакиму. Говорят, Асадулла-хан приехал. Соберитесь все и идите к нему на поклон, скажите, что нуждаетесь в покровительстве афганского эмира...
Бай наконец поднял на меня глаза и уверенно сказал:
— Разумные слова... Правду вы говорите! Мы так и сделаем!
Когда время подошло к одиннадцати, я распрощался с туркменами и прошел в гостиную Абдуррахмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126