Турке-станцы сейчас ведут большую подпольную работу и в Бухаре, и в Хиве. Если обстановка не изменится коренным образом, не сегодня-завтра народ там тоже может возмутиться. У бухарского эмира пока только одна опора. Это — религия... Ахуны и муллы... Поверьте: как только это оружие затупится, в Бухаре произойдет переворот!
Полковник сделал еще глоток и решительно закончил:
— Вообще я лично считаю так: если к концу нынешнего года большевизм не будет вырван с корнем, тогда не только не удастся покончить с ним, а возможно, сотрясется весь мир.
— Ха-ха-ха! — Я сделал вид, что иронизирую. — Все, что вы говорили, дорогой полковник, похоже на сказку, какие рассказывают восточные каландары!
Полковник, нисколько не смутясь, продолжал с прежней уверенностью:
— Не знаю, на чью сказку это похоже, но таково положение. Учтите одно: пока что большевики одними только обещаниями поднимают миллионы людей. А если завтра они начнут проводить обещанное в жизнь... Скажем, начнут делить землю между крестьянами... Знаете, как укрепится их престиж? Что крестьянину дороже земли? Если он будет уверен, что получит ее, — поверьте: будет драться до последнего вздоха!
Полковник помолчал и заключил:
— Антибольшевистский крестовый поход, всеобщая интервенция — вот единственный путь спасения мировой цивилизации!
В словах полковника, разумеется, была доля истины. Но он явно сгущал краски, придавая большевикам чудодейственную силу.
Я перешел на английский язык:
— Если мы не можем, как хотели бы, надо делать как можем!
Полковник промолчал.
Гонец, отправленный к Иргаш-баю, все не возвращался. У меня не оставалось времени ждать. Я объяснил представителю бая, к кому он должен обратиться в Бухаре, и решил сегодня же направиться в сторону Термеза. Полковник Арсланбеков советовал возвратиться на то место, где мы расстались с караваном, и оттуда перейти Амударью возле города Акджа. Но я не согласился. Для меня труднее всего — возвращаться назад. Да и не было особой причины для этого. Я знал, что Термез в руках большевиков, осведомлен был даже о том, что днем они высылают дозорные катера по Амударье. Что же, пусть караулят... Совершенно ясно, что два десятка дозорных не могут уследить за огромной границей. Реку ежедневно переплывают сотни людей. Ну, и мы будем в их числе...
Приказав готовиться к отъезду, я вышел в город, проститься с нашим другом в Мазари-Шерифе — купцом Юнусом. Меня сопровождал Дейли.
Как и Герат, Мазари-Шериф состоит из двух частей — из внутреннего и внешнего города. От внутреннего города осталось только название: стены повсюду почти
рухнули, отчетливые границы не сохранились. И все же считалось, что большинство чайхан и караван-сараев находится во внутреннем городе. Другим украшением этой части города была старинная мечеть, вокруг которой всегда толпилось много народу. По словам капитана Дейли (я уже говорил, что он интересуется историей Востока), в мечети будто бы сбереглась могила халифа Али. Когда-то на месте Мазари-Шерифа было будто бы селение Хаджи-Хатран. А в одной книге, говорил Дейли, написанной во времена султана Санджара, сказано, что Али находится здесь, на холме. И вот в тысяча четыреста восьмидесятом году, когда в присутствии самых знатных людей Балха холм раскопали, нашли будто бы диковинный камень. И на нем, на этом камне, обнаружили надпись: «Это могила льва аллаха, сына Абу Талиба, двоюродного брата пророка, опоры творца, героя Али». После этого султан Хусейн Байкара построил эту мечеть, а отсюда пошло и название самого города.
Я эти сказки, разумеется, выслушивал спокойно, чтобы не обидеть капитана. У каждого свои привычки и склонности. У капитана была одна слабость: ему нравилось, когда его рассказы выслушивали с интересом, с таким видом, будто слышат их впервые. Он приходил тогда в хорошее настроение. Поэтому я делал вид, что слушаю с удовольствием его сказки, задавал вопросы. Он увлекался, да и я ничего не терял от этого.
Купец Юнус был родом из Коканда. В Мазари-Шериф приехал еще мальчиком, вместе с отцом. Его отец был знаменитым ювелиром, изготовлял из бадахшанских рубинов отличные украшения и продавал их затем в Кабуле и в Герате. Юнус тоже стал ювелиром, даже превзошел в мастерстве своего отца, познакомился с торговцами из Индии. За короткий срок Юнус преуспел, сколотил большое состояние. Потом и сам нашел дорогу в Индию, даже раза два посетил Дели. Однажды, когда он был в Лахоре, один из наших «купцов» случайно встретился с ним и обратил внимание на его веселый нрав и живой ум. Произошло это лет десять — двенадцать тому назад. Тогда Юнусу было лет сорок, говорил он на трех языках — узбекском, персидском и урду. А теперь, наняв для этого мастера из Индии, он изучил и хинди. Кроме того, мог объясниться на английском и на русеком. Писать, однако, не научился, только с великим
трудом мог написать несколько слов по-персидски. Но у него была великолепная память: подробно, со всеми деталями, он мог пересказать все слышанное и виденное, даже события десятилетней давности, так, будто только что был их очевидцем.
Лавка Юнуса помещалась во внешнем городе, на улице, где жили такие же достойные люди, как и он сам. Не задерживаясь, мы направились прямо туда. Юнус занимал один почти целый квартал. В доме, выходящем на улицу, была лавка и мастерская. Позади, в глубине двора, находился дом, в котором жил он сам.
Юнус знал о том, что мы придем. Поэтому в лавке не оказалось посторонних. Я поручил капитану заглянуть в соседние лавки, а сам с хозяином дома поднялся на второй этаж. Юнус подготовился к продолжительной беседе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126