..»
Волнение генерала было понятно. То, что я прочел, действительно заслуживало внимания. Не отводя глаз от газеты, я сказал:
— Настоящий ультиматум! Сказано более чем ясно. Генерал продолжал все так же раздраженно:
— В том-то и дело... Наш посол в Тегеране посетил шаха и заявил ему, что проведение в жизнь такого решения правительства равносильно объявлению Персией войны Великобритании. Разумеется, шах отменит решение. Несомненно отменит. Но обратите внимание на другое— как аргументирован этот ультиматум: новое правительство России (то есть большевики) сделало то-то... Поэтому, мол, и вы сделайте то-то... Видите, куда они гнут? Мы должны следовать за большевиками. Поступать так же, как они. Вот что возмущает больше всего! Сейчас в Персии фактически все в наших руках. Почти во всех уголках страны дислоцированы наши войска.
А с нами пытаются говорить таким языком! Если же нам завтра придется вывести из Персии свои войска, а большевики благополучно пройдут сквозь все бури... Знаете, каким языком заговорят с нами тогда? Подымут крик, как бешеные арабские верблюды!..
Генерал спрятал газету в ящик стола и продолжил:
— Я только что вызвал Теймуртача, предупредил его, что, если будет распространен хоть один экземпляр этой газеты, он будет отвечать самолично. Заодно поручил ему применить более решительные меры в отношении мятежных элементов. Вообще необходимо поставить начальником полиции своего человека. В Реште так и сделали, назначили одного из наших офицеров. Нам тоже не мешало бы поступить так. Я намерен переговорить об этом с генерал-губернатором.
— Он ответил на наше предложение о создании тайной полиции?
— Нет, еще не ответил. Видимо, советуется с Тегераном. Но мы непременно осуществим это. Второй важный пункт: нужно убрать Самсам эс-Салтанэ. А для этого надо поднять народ. В нынешних условиях это дело нелегкое. Я послал человека к нашему муджтахиду. Постараюсь встретиться с ним и сам. Пусть поднимет на ноги муфтиев и казиев!
Генерал встал, взял со стола портсигар, положил его в карман и, немного смягчив голос, закончил:
— Забот много, дорогой полковник... Вот что: из Лондона пришла телеграмма относительно Асадуллы-хана. Ступайте ознакомьтесь с нею. А я приглашен к нашему консулу на чашку чая. Он, как видно, очень соскучился. Уже два раза звонил.
Мы вышли вместе.
Мешхед жил обычной жизнью. Я собрался в город купить подарки своим приятелям в Герате и Бухаре. Капитан Дейли предложил составить мне компанию. Он был один из тех, кому предстояло отправляться со мной в дальний путь.
Я привык к капитану. Последние годы мы почти все
время были вместе. Он был моложе меня, ему шел только двадцать восьмой год. Но с делом он справлялся неплохо, считался одним из разведчиков, подающих надежды. Хорошо знал арабский, персидский, турецкий языки. Усердно изучал историю, нравы и обычаи народов Туркестана. Отец его был египтянин, мать — дочь адвоката-шотландца. Но Роберт ничем не напоминал деда-шотландца, скорее походил на отца: темнолицый, полный. Его можно было принять и за араба, и за узбека.
Роберт хорошо знал Мешхед, находил его оригинальным, заслуживающим внимания и изучения. Но для меня Мешхед был пыльной развалиной времен Ноева ковчега, не тронутой веяниями Европы. Он ничем не отличался ни от Герата, ни от Кабула, ни от Бухары и Хивы. Те же узкие улицы, темные лавчонки, душные чайханы и караван-сараи. Глушь, тоска... Ничего приятного для глаз. А еще говорят, что у Мешхеда есть история. Интересно, кто мог сочинить ее?
...Мы дошли до мечети Кизыл-Имам. Хотя Роберт видел ее уже не первый раз, он с восхищением принялся разглядывать ее. Затем, обращаясь ко мне, сказал:
— Великолепное здание! Какая красота!
Действительно, ни одна из соседних построек не могла сравниться с Кизыл-Имамом. Как свидетель безграничного могущества религии, мечеть стояла особняком, занимая огромную площадь. Высокая, вместительная... По словам Роберта (из нас, кроме него, никто не интересовался историей Мешхеда), в этом здании находилась гробница восьмого имама шиитов — Резы. Двери мечети казались выкованными из серебра, а потолки и стены — словно стеклянные. Разумеется, для простых смертных, не видевших в жизни ничего, кроме своей грязной лачуги и пустынных степей, Кизыл-Имам был чудом. Вернее — грозной силой. Подходя к его порогу, они начинали дрожать и причитали еще издали:
— О аллах!
— О керим! О щедрый!
Но что же им еще оставалось делать, как не взывать к богу, если ни на что иное они не способны и невежественны от природы? Толпа голодных, жалких оборванцев. .. Говорят, будто вера в бога делает человека беспомощным. Но если человек уже родился беспомощным — в чем же тогда вина религии? Нет, вера в бога необхо-
дима таким людям. Не будь у них религии, чем они утешали бы свои безрадостные души?
Вокруг мечети царило оживление, как на большом восточном базаре. Слепые, немые, безрукие, безногие уроды... Казалось, сюда собрались обездоленные всего мира. И все они взывали к аллаху, прося исцеления. Да кто из них нужен аллаху!
Роберт посоветовал обойти мечеть стороной и свернул в узкую, безлюдную улочку. Я хотел заставить его заговорить и начал подшучивать:
— Что, боитесь?
— Отчасти. Если хотите проявить смелость, попробуйте подойти поближе к дверям мечети.
— Что же они сделают?
— Разорвут. Пропадете ни за грош.
— Но ведь и они люди. Не так ли?
— Они не виноваты.
— А кто же виноват?
Роберт промолчал. Я решил, что он чего-то недоговаривает, и поэтому добавил:
— Не каждый двуногий — человек, дорогой капитан! Человека создают светлый ум, живая мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126