– Так же прекрасна, как ты, Лючия… – Папа почти плачет от счастья.– Ее прическа напоминает мне накладку из волос мистера Кастеллини. Много-много волос на макушке и почти ничего по бокам головы, – комментирует Эксодус.Братья смеются.– Не вижу ничего смешного, – сердится мама. Мне приходит на ум, что в отношении моих братьев эти слова мама произносит чаще всех остальных.Папа обнимает маму. Они смотрят на ребенка с таким обожанием, что мне становится понятно, почему у мамы нас пятеро. Разве может что-то сравниться с этим? Ни в чем так не проявляется сила надежды, чем в новорожденном.– Эй, давайте отойдем, пусть и другие семьи посмотрят, – говорю я всем.– Andiamo! – говорит мама, легонько подталкивая локтем папу, чтобы тот увел братьев в комнату ожидания.Входит медсестра с медицинской картой и смотрит на нас.– Дайте угадаю. Итальянцы, – улыбаясь, говорит она. – Вы, ребята, владеете особым секретом, как заполнять собой все пространство.– Мы вели себя слишком шумно? – спрашиваю ее я.– Нет-нет, это шутка. Розмари хотела бы увидеть свою мать, миссис Сартори и Лючию.– Теперь я тетушка Лючия, – радуюсь я.– Мальчики, – наставляет мама, – идите домой, мы придем через некоторое время.– Мы с Роберто посидим в комнате ожидания, – говорит ей папа.Вместе с медсестрой мы идем по тихому коридору к палате Розмари. Впереди – мама, потом миссис Ланселатти, а следом я. Когда мы входим к Розмари, мама берет миссис Ланселатти за руку. Невестка обессилена. Она выглядит совсем крошечной, и то, как она сидит на кровати, откинувшись на подушки, напоминает мне миссис О'Киф из «Кридмор».Миссис Ланселатти обходит кровать, целует свою дочь, гладит ее по лицу.– Я так тобой горжусь, – говорит она.– Было совсем не больно, ма. Я хочу, чтобы вы первые услышали, как мы решили ее назвать. Ее имя Мария Грейс, в честь наших мам, – улыбается Ро.Мама и миссис Ланселатти не могут сдержать слез.– Теперь идите. Мне нужно спать.– Грейс, я сделала жаркое, – говорит мама миссис Ланселатти. – Приглашаю вас всех на ужин.– Благодарю. Это так любезно с вашей стороны, – говорит миссис Ланселатти. Мамы целуют Розмари и выходят.– Спи крепко, Ро, – говорю ей я и поворачиваюсь к двери.– Лю? – хватает она меня за руку.Я беру ее руку и сажусь рядом на кровать:– Что такое?– Я только что сделала самое важное дело в моей жизни. Но так странно… – Розмари смотрит в окно, из которого видно только кирпичную стену соседнего здания. – Мне кажется, что неправильно приписывать эту честь себе.– Что ты имеешь в виду?– Знаешь, все произошло так быстро, мне даже не успели сделать обезболивание.– Не может быть!– Ничего, я даже рада. Мне хотелось увидеть ее рождение. Мои подруги рассказывали, что они просто засыпали, а проснувшись, уже были матерями. Мне это не нравилось. Я хотела увидеть своими собственными глазами ее появление на свет.– На что это похоже?– Она пришла в этот мир с поднятыми вверх ручками, как будто тянется за чем-то. Врач перерезал пуповину и медсестра уже было собралась ее уносить, но я закричала: «Нет! Дайте мне мою дочь!» Наверное, им нужно было сначала осмотреть ее, но, видно, я так напугала своим криком медсестру, что она протянула Марию Грейс мне. И малышка узнала меня! Она прижалась ко мне. Потом медсестра унесла ее вымыть.– Тебе было страшно?– Немного, – водит она рукой по простыне и улыбается. – Но потом я почувствовала… почувствовала… облегчение.Если бы Розмари могла видеть семьи Сартори и Ланселатти, когда они стояли у окна в комнате для новорожденных, она бы поняла, что ее будущее определила совсем не свадьба. Именно день рождения ее ребенка останется у всех в памяти.– Ты так спокойно обо всем рассказываешь, – восхищаюсь я.– Я не так себе все представляла. Совсем не так Такое ощущение, что Мария Грейс была парашютисткой, а я – ее парашютом, который помог ей сделать безопасный прыжок. Она появилась на свет, и на этом моя работа закончилось.– Это только самое начало твоей работы, – смеюсь я.– Знаю. Но я знаю и то, что она больше не принадлежит мне. Она отдельный человечек.В палату входит медсестра с моей новорожденной племянницей.– Пора покормить ее, – говорит она Розмари.– Я пойду, – говорю я невестке.Медсестра отдает ребенка Розмари. Мария Грейс кажется еще меньше, чем тогда, когда я видела ее в комнате для новорожденных, ее волосы иссиня-черные и такие густые, будто на ней берет из черного меха.– Хочешь подержать ее? – предлагает Ро. – Можно, да? – спрашивает она медсестру.– Если недолго, – отвечает медсестра. Ро откидывается на подушки и шепчет:– Познакомься со своей тетушкой Лю.Потом Розмари протягивает мне ребенка. Она такая теплая! Я держу ее бережно, словно это предмет бесценного фарфорового сервиза.– Рада знакомству с тобой, Мария Грейс. Когда ты подрастешь, мы будем ходить на бродвейские спектакли и делать прически в лучших парикмахерских Мы накупим разных туфелек и сумочек, а ногти покрасим ярко-красным лаком, – шепчу я. – Пусть Бог пошлет тебе долгую счастливую жизнь.Я целую свою племянницу и отдаю ее Розмари.Я ощущаю запах кожи ребенка, вижу лицо Розмари и чувствую в своей душе мир и покой. И от всех этих эмоций начинаю плакать. Это такое редкое и прекрасное событие, что я просто не могу сдержать слез. Мне хочется навсегда сохранить этот день в своей памяти, потому что рождение первого ребенка моего самого старшего брата бывает только раз в жизни. Будут и еще дети, думаю я про себя. Еще, еще и еще.Роберто остается с Розмари в больнице. Когда мама, папа, я и все Ланселатти возвращаемся домой, то не верим собственным глазам. Мои братья, которые ни разу не помогли накрыть на стол и не вымыли ни одной тарелки в жизни, уже сервировали стол лучшим маминым сервизом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93