После хорошего дневного сна, празднично нарядившись, мы идем с папой на открытый рынок около реки. Он объяснил, что вечером продавцы выбрасывают не раскупленную рыбу и морепродукты в реку, и все это плывет вниз по течению. Совсем не то что в Нью-Йорке: папе приходится тратить уйму денег на то, чтобы из «Гросерии» вывезли мусор.«Посиделки у Лавинии Стеллы» – лучший ресторан в Тревисо. Оказывается, его владелец – родной брат управляющего нашим отелем. Как только мы туда входим, становится понятным, что нас ждут.– Дети, – говорит папа, когда мы рассаживаемся за столом – Теперь вы видите, откуда я родом. Люди работают бок о бок друг с другом, сообща. И мне бы очень хотелось, чтобы вы переняли их опыт.– Папа, но мы и так работаем вместе, – возражает Роберто.– Да, но вы слишком много спорите друг с другом, – поднимает папа руки, привлекая наше внимание к атмосфере, царящей в обеденном зале. – Здесь ты никогда не услышишь перепалки.Я вмешиваюсь в разговор:– Это потому, что они прячутся на кухне, чтобы выяснить отношения.Расслышав мои слова, Орландо начинает смеяться, но все понимают, что папа прав. Его самой заветной мечтой в жизни было оставить свое дело сыновьям, но для этого нужно, чтобы сыновья ладили друг с другом. « Niente litigi! – всегда говорит он. – Никаких перебранок!»Сначала нам подали вкусный салат из леща и креветок, украшенный зеленью. После официант принес орекьетте Подобие клецек, итальянская кухня.

в розовом соусе, куда входят базилик, помидоры, ликер-крем и масло. Дальше – блюдо бараньих котлеток в сухарях, поджаренных на оливковом масле. На десерт в маленьких вазочках нам приносят сладкий крем, политый карамелью.– Если бы мы так ели каждый день, мне бы пришлось расставить все свои юбки, – говорю я Розмари, складывая руки поверх живота и откидываясь на спинку стула.– Не беспокойся, сегодня мы так много прошли пешком, наверное, миль пять от вокзала до гостиницы. Это все равно что прогуляться от Коммерческой улицы по Бруклинскому мосту до дома моих родителей. – Розмари улыбается и съедает еще одну полную ложку крема.Папа поднимает бокал:– Mia famiglia .Я улыбаюсь ему. И как бы я ни скучала по Джону, я понимаю, что буду очень рада, если мне выпадет шанс еще раз отправиться в такую поездку с моим отцом.– Господи, пап, перестань плакать. Что о нас подумают, – лукаво говорит Эксодус.– Простите. Я пью за моих родных, за тех, кого я люблю больше всего на свете. Завтра мы посмотрим Венецию, а потом в мой отчий дом. Salute Будьте здоровы (ит.).

.Мы все поднимаем бокалы и добавляем:– Cent'anni .Пусть еще сто лет все мы будем здоровы и счастливы. Теперь слезы стоят даже в глазах Эксодуса, но мне не хочется дразнить его, потому что я чувствую, что сама вот-вот расплачусь. Глава 8 До Годеги ди Сант-Урбано можно добраться тремя способами: на машине, на лошади и пешком. Наша машина похожа на те автомобили начала века с откидными задними сидениями, статьи о которых можно прочитать в журнале «Смитсониан» Ежемесячный научно-популярный журнал, выпускаемый в Вашингтоне Смитсоновским институтом.

.– Каждую минуту я жду, что сейчас подойдет Тедди Рузвельт и начнет крутить ручку автомобиля, чтобы запустить мотор, – наблюдая это зрелище, говорит мама. Единственный из всех нас, кто восхищается «ситроеном» серии А, – это Эксодус. Он даже знает марку этого швейцарского ночного кошмара и может назвать год его выпуска. Но все мы считаем этот автомобиль развалиной.Мы втискиваемся в машину. Кажется, сегодня самый жаркий день в истории Италии. Наше путешествие такое тяжелое, что мама успевает три раза перебрать свои четки, умоляя Господа не дать машине развалиться и помочь нам благополучно добраться до места. Годега некогда была маленьким фермерским поселением, но потом община построила новую церковь и уговорила папу Урбана XXI прийти и освятить ее. Вместе с благословением поселение приобрело и вес, и было переименовано в Годегу ди Сант-Урбано, а нищие поселенцы стали известны всей Италии своей набожностью и упорством.Пейзаж вокруг такой, будто здесь никогда не было цивилизации, но вот, наконец, и указатель: «ГОДЕГА ДИ САНТ-УРБАНО». В Годеге очень короткая главная улица, и по соседству с бескрайними полями, простирающимися за ней, она кажется еще меньше. А вот и церковь, и магазин тканей, и летнее кафе с зелеными зонтиками. А это военный монумент – гладкий, вытесанный из мрамора обелиск в центре газона, обнесенного цепями, укрепленными на столбиках. Несколько распряженных лошадей стоят рядом с портиком, на котором в грязи ковыряются курицы.– Деревня, – обреченно говорит мама. Бедняжка. Она выросла среди шумных улиц Бруклина и никак не может разделить с папой его восторг от возвращения на родину. Но я чувствую, что готова к встрече с этой землей, потому что запомнила все его рассказы о ней. Годега в точности такая, как описывал ее папа.– А мне нравится, – словно читая мои мысли, говорит Орландо. – Такое чувство, что я вернулся домой.Пока другие мои братья занимались всякой ерундой, Орландо сидел рядом со мной и слушал папины рассказы о Венеции.Небо такой отчаянной голубизны, какая бывает только на юге: ни единого облачка, которое бы нарушало этот яркий цвет. Поля и холмы простираются до самого горизонта, словно кусок шелка, разложенный на столе для кройки; легкий бриз колышет волнами золотистую пшеницу. А в конце всего этого великолепия – Доломитовая гора, со склонами цвета перьев серого голубя, и вершины – словно присыпанные солью.– Доменик! Eccoci qua! – машет рукой папа.Его кузен, который едет на открытом грузовике – еще одна развалина, – завидев нас, начинает гудеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93