все мужчины созданы равными. И женщины тоже. По крайней мере предполагается, что именно так и должно быть.
– Значит, ты считаешь, что вполне естественно иметь предубеждения против кретинов и вполне естественно называть людей кретинами…
– Не в глаза, – поправилась я.
Даниэлла пренебрежительно хмыкнула:
– Все равно. Но неприлично сказать: «Эй, я не собираюсь входить в этот зал, потому что он полон кретинов, и я не желаю проводить с ними время»?
– Да, пожалуй. Понимаю, это звучит глупо…
– Нельзя судить о книге по обложке, – неожиданно вмешалась Клер. – Нет, я серьезно. Так нельзя. Только потому, что кто-то выглядит… ну, не знаю…
– Глупым? – подсказала Даниэлла. – Необразованным? Неряшливым?..
– Да как угодно. Только потому, что кто-то выглядит странно, он не обязательно может оказаться странным. Или, скажем, глупым. Каждый человек имеет свою ценность. И каждый заслуживает уважения.
– Но не обязательно моего, – парировала Даниэлла, оглядываясь в поисках медлительной официантки. – Больше мне нечего сказать. Да где же эта девчонка?
– Тут я на стороне Даниэллы, – признала я. – Согласна уважать всех, кто уважает меня. Но если кто-то мне хамит, предпочитаю таких игнорировать. И нет такого закона, по которому я обязана любить всех.
– Зато есть закон, – запротестовала Клер, – по которому мы обязаны уважать право собственности и частную жизнь окружающих.
– Да, – сдалась я, – если придется столкнуться с кем-то лицом к лицу. Но я все же постараюсь держаться как можно дальше и от кретинов, и от их собственности.
– Джинси права, – вступилась Даниэлла. – А подобных кретинов выбирают в присяжные по сто раз на день. Мне просто не улыбается проводить с ними время.
Наконец появилась официантка, она извинилась за собственную нерасторопность. Интересно, много ли она успела подслушать?
Я очень надеялась, что девушка не успела услышать ничего. Я широко ей улыбнулась, словно пытаясь доказать, что я человек славный и никакой не помешанный на элитарности сноб. Но она вроде бы ничего не заметила.
После ухода официантки Клер, которую, казалось, вот-вот хватит удар, снова принялась за свое:
– Значит, ты откажешься выполнить долг, даже если твое пребывание в жюри присяжных поможет спасти жизнь невинного? Даже если ты вдруг окажешься единственным умным человеком в жюри? Единственным шансом для ни в чем не повинного бедняги на справедливый суд?
Перед тем как ответить, Даниэлла отхлебнула фруктового мартини.
– О, ради Бога! Судебная система не нуждается в крошке-малышке вроде меня.
– Ты ужасный сноб, Даниэлла, – рассердилась Клер. – И ты, Джинси, не лучше.
– Ты сама когда-нибудь заседала в жюри? – спросила я с деланной бравадой, но, по правде, ужасно застыдившись. Иисусе. Я только что проявила себя снобом!
– Никогда. Меня ни разу не вызывали. Но можешь быть уверена, – если вызовут, я пойду, скажу правду, исполню свой гражданский долг.
– Вечно ты ко всему придираешься! – воскликнула Даниэлла, отмахиваясь от невидимой мушки. – В этом и есть красота демократии! Каждому свое.
Остаток вечера я пила в молчании.
ДЖИНСИ
НИЗКИЕ ИСТИНЫ
Не знаю, почему я потрудилась надеть костюм. Большинство людей, собравшихся в помещении для присяжных, вырядились так, словно собирались чистить улицы.
Мужчины сидели сгорбившись, вытянув ноги, сложив руки на груди. Женщины чавкали жвачкой и подпиливали ногти. Кое-кто уже дремал. Остальные тупо уставились в пространство, прекрасно обходясь без книг и газет. Человек десять прямо напротив меня тянули холодный кофе, заедая его пончиками.
Неужели я единственная, кто принимал эту процедуру всерьез?
Мне вдруг захотелось заорать: «Эй, вы там! Проснуться! Сесть прямо! Выплюнуть жвачку!»
Потом я начала молиться:
– Господи, я знаю, прошло уже много времени с тех пор, как я говорила с тобой. Прости, мне очень жаль. Но это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай, чтобы меня когда-нибудь арестовали! Поверь, я точно знаю, что буду невинна, но у меня просто не хватит духу предстать перед жюри из так называемых присяжных, которые выглядят так, как эти люди! Потому что ты сам видишь: они не способны к критическому мышлению! И ты можешь побиться об заклад, что с английским языком отношения у них весьма напряженные, невзирая на то, где они родились.
После того как судья часа два читал лекцию насчет огромной значимости исполнения долга присяжных и просмотра фильма об элементарных основах судебной системы для тех, кто не удосужился одолеть больше пяти классов, какой-то клерк выкликнул мой номер, и я вместе с небольшой толпой была отослана в судебный зал, где собрались судья, ответчик, несколько вооруженных охранников, секретарь суда и две команды юристов: защиты и обвинения.
Я тут же задохнулась от волнения и покрылась потом с головы до ног.
Черт! Сейчас я сознание потеряю! Какой-нибудь помешанный на угрозе терроризма охранник посчитает это притворством и пристрелит меня еще до того, как я грохнусь на пол.
Я устояла. И после часа мук «выборного процесса» меня поблагодарили и отпустили назад, в помещение для присяжных. Поблагодарили и отвергли! Может, потому, что мой ответ на определенный вопрос посчитали возмутительным, а меня – недостойной заседать в жюри?
– Присяжный номер пятьдесят семь! Сумеете ли вы остаться беспристрастной и справедливой по отношению к ответчику, который обвиняется в изнасиловании трехлетней девочки? – Или что-то в этом роде.
– Нет, – честно сказала я. – Вряд ли я смогу удержаться, чтобы не плюнуть в обвиняемого, когда тот войдет в зал суда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103