– Твоя поддержка просто душу греет.
Клер, прищурясь, рассматривала безобразие, именуемое ногой соседки.
– По-моему, тебе срочно нужно к доктору. Не стоит ждать до возвращения в Бостон. Видишь, от отека пошли красные лучики? Это плохо. Дело может кончиться заражением крови и смертью.
Даниэлла схватилась за голову:
– О Господи! Я сейчас грохнусь в обморок.
– Не смей, – приказала я. – Мы сейчас отвезем тебя в приемное отделение. Там можешь падать в обморок сколько угодно.
– А это обязательно? – взвыла она.
– Я не доктор, – резонно пояснила я, – но, думаю, да. Там тебе откачают гной или что-то в этом роде, дадут антибиотики.
– Зачем вообще носить такие туфли? – удивилась Клер, кивнув на изящные фиолетовые босоножки, которые так сильно натерли ногу Клер.
Вчера вечером она хвастала, что купила их на распродаже, но я заметила, что, едва мы вернулись домой, Клер немедленно сбросила модные босоножки.
– Они сексуальные. В них мои ноги выглядят сказочно.
– Ну да, из-за них тебе придется немедленно ехать в больницу.
Даниэлла ответила яростным взглядом.
– Знаешь, – продолжала Клер, – высокие каблуки могут позже вызвать проблемы с позвоночником. Тебе следует попробовать носить более практичную обувь. В магазинах полно лодочек без каблуков, кроссовок и…
– Мои ноги, – процедила Даниэлла, – без каблуков кажутся просто обрубками. Дай мне косметичку!
Клер подскочила, а я схватила блестящую сумочку на молнии, лежавшую у раковины.
– Нет, нет, нет! – закричала Даниэлла. – Только не черную. Это моя запасная! Принеси красную.
– Ну почему сразу не сказать! Иисусе! Я же не ясновидящая! Кто это заводит две косметички?! – бормотала я, оглядываясь. – И что такого особенного в красной?
– Там лежит помада, которой я ежедневно крашусь, а в черной – другие цвета, на всякий случай.
– Какие-то особые цвета? – заинтересовалась Клер.
– Вовсе нет. Просто…
Тут я наконец заметила красную косметичку на маленьком журнальном столе в гостиной и схватила ее.
– Эй, ребята, а не поторопиться ли нам? Мы ведь не в клуб собираемся, а в больницу, помните?
– Я всегда хочу выглядеть как можно лучше, – надулась Даниэлла.
– Но ты уже накрасилась!
– А вдруг что-то потребуется подправить?
– В приемном отделении ты вряд ли встретишь своего мужчину!
– Да ну? Там работают доктора. Доктора-евреи!
– А мой отец считает, что в приемное отделение ссылают одних неудачников, – заявила Клер.
– Что? – переспросила я, проверяя, есть ли в кошельке деньги на такси. Три жалких долларовых бумажки. – О чем это ты?
Клер пожала плечами.
– Он считает, что все успешные доктора – это специалисты и те, кто имеет частную практику.
– А как насчет больничной практики? – удивилась я. – Каждый будущий доктор должен поработать в разных отделениях, верно? Что-то вроде ротации.
Даниэлла кивнула. Я заметила, что лицо у нее как-то пожелтело, и схватила пластиковый пакет на случай, если ее вырвет в такси.
– Джинси права, – едва слышно поддакнула она. – Я вполне могу встретить сегодня роскошного, блестящего, потенциально успешного и богатого доктора. Кроме того, никогда не вредно выглядеть как можно лучше.
Я рассмеялась. Нет, это поразительно!
– Конечно! На случай, если наркошам и тем беднягам, что ошиваются в пункте «Скорой помощи», не наплевать на маленькую богатенькую девчонку с нарывом на ноге.
– Я вовсе не богатая! – запротестовала она, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. – Честно. Хотя неплохо бы. По правде говоря, я рождена быть богатой.
– Рада за тебя, – кивнула я, приседая и кладя ее правую руку себе на плечи. – А теперь поднять якоря! Мы немедленно убираемся отсюда, пока ты не разлеглась на полу.
ДАНИЭЛЛА
ЖЕСТОКО И НЕПРИВЫЧНО
Соседи доставили меня в травматологию, хотя Джинси ухитрилась дважды наступить мне на здоровую ногу по дороге к такси, и после длительной процедуры допроса в регистратуре я оказалась в отделенном ширмой боксе, на больничной койке, даже без подушки, и почти голая: в тонком халатике с зап?хом, без пуговиц, их называют «джонни».
Мне было холодно, страшно и одиноко. Какая-то злобная медсестра заявила Джинси и Клер, что им нельзя остаться со мной. Что-то насчет того, что они не родственники.
Глупо.
– ГРРРРРРКХ!!
Это мистер Мак-Блевотина за ширмой, бокс номер два.
Я зажала ладонями уши и принялась громко петь. Неужели нельзя поместить этого типа в звуконепроницаемую комнату или что-нибудь в этом роде? Пришлось ждать почти час, прежде чем уродливая голубая пластиковая занавеска отодвинулась и появилась доктор – коротышка около пяти футов ростом, с огромным количеством блестящих черных волос, собранных в узел на затылке. И представилась как доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари. После чего разразилась потоком абсолютно непонятных слов.
– Простите? – спросила я извиняющимся тоном, поскольку не слишком легко воспринимаю иностранные акценты.
Не меняя деловитого выражения лица, доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари выдала очередную тираду. Не знаю, может, она повторила сказанное раньше.
– Мне очень жаль, но я вас не понимаю. Может, попросим переводчика? – заметила я.
Доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари проигнорировала мое предложение и продолжала что-то бормотать, энергично тыча в мою больную ногу пальцем в перчатке.
«Может, – подумала я, – если просто отрешиться от всего и еще раз внимательно прислушаться, я сумею поймать ритм, а вместе с ним и смысл».
– Оченьглупотолькооченьглупаядевушкаможетбытьнастолькоглупойчтобыэтидурацкиетуфлиносить. Очень.
Черт! Опять я ничего не уловила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103