Никому не нравится трясти грязное белье на людях. И никто не желает наблюдать, как чужое грязное белье колеблется на ветерке.
Последнее в полной мере относится ко мне. Я точно знаю, что некоторые люди испытывают подленькое злорадное удовольствие, наблюдая, как рушатся цивилизованные фасады окружающих. Разве не для этого существует «Е!»? Журнал «Пипл»? Интервью Кэти Каурик?
Пройдя еще немного, я осторожно оглянулась. Дэвида и Роберты не было видно.
Интересно, он заметил меня? Я надеялась, что нет. Он совсем неплохой малый. Немного безвольный, что доказывал выбор невесты, но вполне ничего.
Роберта, должно быть, настоящий динамит в постели.
Потому что других выдающихся качеств я не заметила. А только что увиденная сцена подтвердила уже успевшее сложиться впечатление от будущей невестки Даниэллы.
Роберта – классический пример избалованной стервозы. Жаль, что такой хорошей девчонке, как Даниэлла, придется ее терпеть.
Не то чтобы Даниэлла внезапно сделалась моей лучшей подругой. Я не стала бы убеждать присяжных заседателей в ее высокоморальных принципах и не думаю, что, попав со мной на необитаемый остров, она добровольно дала бы себя съесть во имя моего спасения тигру или любому другому дикому зверю. Скажем, вепрю.
Все же я не так уж плохо разбираюсь в людях, и мне ясно, что под внешностью легкомысленной и пустоголовой девицы кроется хороший человечек. Довольно умный.
Может, она немного сбита с толку, может, бросает вызов обществу, – но, черт подери, кто из нас не был сбит с толку? И кто не бросал вызов обществу?
Роберта. Вот кто. Она и ей подобные.
Клянусь, эта девица прозрачна, как стекло, легковесна, как комок пенопласта, поверхностна и ограниченна, как мелкая лужа, оставшаяся после дождя. Я бы не поверила ей ни на цент. Представляю, как она выглядит, если хорошенько отмыть ее от всей косметики и снять тонну украшений.
«Отлично, Джинси, – выругала я себя. – Легко осуждать других, не так ли? Куда проще, чем попытаться привести в порядок собственную жизнь! Как можешь ты справиться с дурацким увлечением Риком, если проводишь кучу времени, издеваясь над какой-то дурочкой с Лонг-Айленда?»
Я возвращалась домой, чувствуя себя кем-то вроде гнусных злорадствующих зевак, которых так презирала на словах.
КЛЕР
ЗАТИШЬЕ И ШТОРМ
Небеса разверзлись около часу дня.
Я всегда находила дождливые дни ужасно угнетающими. Они воскрешали воспоминания о летних каникулах, когда мать даже в морось не пускала меня и братьев к озеру.
Оно лежало всего в нескольких футах от дома – большое прекрасное озеро, считавшееся в пасмурную погоду запретной территорией. Я считала, что мать жутко несправедлива.
Что такого страшного могло случиться?
«Может ударить молния и сжечь тебя заживо, – объяснила мать. – Может подняться волна и накрыть тебя с головой. Отвязавшаяся лодка может ударить тебя по голове и загнать твое тело вниз, в мутные глубины…»
И дождь, и чрезмерная осторожность матери, казалось, сокращали каникулы. Вынуждали думать о возвращении в школу, к ежедневному однообразию будней.
В детстве мне казалось, что в разнообразии заключена особая магия. Перемена места означала перемену мыслей и чувств. Другая одежда, другая еда, другие люди. Перемены вызывали эмоциональный подъем.
Когда я была ребенком. Дети отважны.
Начиная лет с двенадцати я стала испытывать иные чувства.
Считать, что перемены – нечто неприятное и пугающее. А отличия от того, к чему привыкла, – нечто путаное, требующее напряжения мысли. Однообразие означало безопасность и надежность.
Полагаю, что для большинства людей взросление – время мятежа. Испытания чужих нервов. Проверок, до каких пределов могут дойти люди. Сексуальных подвигов. Для меня же – время страха. Желания замкнуться в себе, отделиться от окружающих.
Разумеется, я осознала это много лет спустя, когда вернуть юность было невозможно. Потому что я была с Уином уже почти десять лет.
Так и слышу, как Джинси цитирует отца: «Человек крепок задним умом. Молодые, не задумываясь, тратят юные годы».
И Даниэлла тут же вспоминает мудрое изречение бабушки: «Лови день. Карпе диэм».
Не уверена, что я что-то сумею поймать, не говоря уж о целом дне.
Но что же я за человек в свои двадцать девять лет, если меня все еще преследуют те пасмурные дни на озере?
Дождь лил как из ведра, и к двум часам все надежды спасти хоть остаток субботы исчезли. Мы расположились в гостиной с книгами, журналами и телевизором.
– Поверить не могу, – простонала Джинси, – что здесь ничего не дают, кроме «Энтик роудшоу»!
– Ты спятила! – взвилась Даниэлла. – Да это класс! Супер! Хотя, должна признать, весьма огорчительно, когда какая-то полуграмотная, беззубая разжиревшая особа в бесформенном платье обнаруживает, что владеет постельной грелкой ценой в триста тысяч долларов или около того. По-моему, такие, как она, не заслуживают подобных денег! Да она просто не знает, что с ними делать!
– А ты знаешь! – ехидно хмыкнула Джинси. – Хотя… ты, возможно, в самом деле знаешь, что делать с деньгами.
Даниэлла кивнула. Она умела кивать по-королевски, что казалось в ее исполнении совершенно естественным.
– Я родилась с доминантным геном вкуса и за все эти годы успела отточить свой талант. Знаешь, в Библии говорится, что нельзя держать свой талант под спудом. Иначе говоря, если Господь дал тебе дар, пусти его в дело.
– А мне казалось, что ты приписывала свой вкус генетике, а не Богу, – съязвила Джинси. Даниэлла ответила одним из ставших уже знаменитыми взглядов, ясно говорившим: «О’кей, мы все знаем, что ты умна, но почему бы хоть на минуту не заткнуться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103