Судите сами, как они воспрянули духом. «Этот человек сидит в тюрьме; стало быть, он что-то натворил. Не мы же его засадили; господин председатель тоже тут ни при чем – ведь он отказался держать нашу сторону. Значит, этот негодяй схвачен за что-то другое».
Кто знает: возможно, они надеялись, что я совершил какое-нибудь преступление; оба так страстно ненавидели меня, что легко допускали эту милосердную мысль; ханжи считают свою ненависть доказательством вашей вины. Вообразите же, какое тяжелое разочарование – вдруг увидеть меня в блеске славы и торжества!
Но пусть себе расстраиваются, и войдемте к милой мадемуазель Абер.
– Я не стану подниматься к вам, – сказала ей госпожа де Ферваль, – у меня есть неотложные дела; до свиданья, обвенчайтесь как можно скорее, не тяните со свадьбой и пришлите ко мне господина де Ля Валле с вестью, что вы женаты; не забудьте моей просьбы, а не то я буду беспокоиться.
– Мы придем к вам вместе, – ответила мадемуазель Абер; – мы не преминем отблагодарить вас хотя бы столь пустячным знаком внимания, сударыня.
– Нет, нет, – поспешно возразила та, бросив на меня заговорщический взгляд, на который я ответил таким же взглядом, – достаточно визита одного господина де Ля Валле; не церемоньтесь со мной, мадемуазель.
С этими словами она уехала.
– Ах! Господи, прости мои прегрешения, – вскричала госпожа д'Ален, увидя меня, – ведь это сам господин де Ля Валле! Вы-таки выручили его, дорогая моя!
– Совершенно верно, госпожа д'Ален, вы угадали, – сказал я, – и господь охотно простит ваши прегрешения, так как вы не ошиблись. Здравствуйте, мадемуазель Агата (ее дочь была тут же).
– Добро пожаловать, – отозвалась та, – мы с матушкой думали, вы уже не вернетесь.
– Как так не вернется? – вскинулась вдова. – Да если бы вы не появились сегодня утром, я бы немедленно подняла на ноги всех моих друзей и приятелей; ваша сестрица и господин Дусен только что заходили сюда, они хотели вас видеть, – прибавила она, обращаясь к моей нареченной; – послушали бы вы, как я их отчитала; спросите у кого угодно! «Бедный мальчик в тюрьме, – так я им и отчеканила, – кому и знать, как не вам, ведь вы же его и засадили, злые люди!». «В тюрьме? С каких же это пор?» «Вот так вопрос! С каких пор? Да с тех самых, как вы затеяли свои козни и бегаете по всему городу, чтобы ему навредить». Они сразу ушли; я даже не предложила им присесть.
Из этой речи госпожи д'Ален было ясно, что она не знала причин моего ареста и заключения. И мадемуазель Абер поостереглась открыть ей истину и оставила ее при убеждении, что всему виной интриги сестры. Узнай вдовушка мою историю, то-то было бы разговоров! Весь квартал ахал бы по случаю моего приключения, она бегала бы с этой историей по всем соседям, единственно ради удовольствия излить перед ними свое сострадание ко мне, и посеяла бы тьму-тьмущую нехороших слухов.
– Да говорите же, что было потом, что вы видели там…
Она требовала полного отчета о моем пребывании в тюрьме, и я придумал несколько живописных эпизодов, но отнюдь не говорил правды.
– А знаете, я нашла священника, который обвенчает вас, когда вам будет угодно, – добавила она, – хоть сегодня; правда, поздновато, но можно, если пожелаете, совершить обряд после полуночи.
– Да, да, сударыня, – сказала мадемуазель Абер, – и не откажите в любезности известить его об этом.
– Сейчас сама к нему сбегаю, – заторопилась вдова, – а вы садитесь обедать. Я велю принести нашего супу; ведь я сегодня ужинаю у вас; добудем свидетелей, но не таких гордых, как те.
Но мне и самому скучно рассказывать все эти пустяки; пропустим их и представим себе, что наступил уже вечер, что мы отужинали со свидетелями, что уже два часа ночи и мы отправляемся в церковь.
Вот мы и там; священник отслужил мессу, и мы были обвенчаны наперекор нашей старшей сестрице и ее приспешнику господину Дусену, которому не видать ни кофе, ни сдобных булочек госпожи де Ля Валле.
Немало знавал я на своем веку влюбленных женщин, немало есть разных способов выразить свою любовь, но все это ничто по сравнению с любовью моей жены.
Ни одна самая чувствительная и страстная женщина, будь она молода или стара, не умеет так любить; я даже уверен, что они ни за что не могли бы соперничать с мадемуазель Абер (ее больше не следовало бы так называть); чтобы походить на нее, совершенно недостаточно обладать нежным сердцем; можете прибавить к этому пылкую натуру, – все равно, это не подвинет вас ни на шаг к цели; вложите в женское сердце все самые пленительные качества – возможно, вы создадите нечто чрезвычайно живое, пылкое и страстное, но все же это не будет мадемуазель Абер; самая беззаветная любовь вашей воображаемой красавицы все-таки не даст вам верного представления о моей жене.
Чтобы так любить, надо тридцать лет жизни посвятить богу и все эти тридцать лет усилием воли принуждать себя к святошеству; надо тридцать лет противиться голосу любви и тридцать лет считать за грех разговаривать или даже смотреть на мужчин, хотя они отнюдь не внушают вам отвращения.
Да! Попробуйте выйти замуж после тридцати лет подобной жизни, попробуйте вдруг получить себе супруга; больше того: страстно влюбитесь в него, и только тогда вы станете второй мадемуазель Абер, и ваш муж согласится со мной: любовь ваша будет не такой, как у других.
«Что же это за любовь?» – спросите вы; но добиваться ответа бесполезно; я не берусь ее описать. Могу сказать только следующее: она смотрела на меня не больше не меньше как на святого. Только привычка молиться и, молясь, взглядывать с верой и надеждой на лик святого способна так преображать лицо женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158