Но теперь ей не хватало духа нанести ему еще одну рану; в конце концов, какое это имеет значение? Женщина может лежать как камень и ничего не чувствовать. Все равно через несколько минут все будет кончено.В течение этих последних недель она часто воображала, как Роберт Фергюсон будет посрамлен и унижен, но теперь, когда он унижен свыше того, что можно было себе представить, зрелище это было настолько ужасно, что она не могла этого вынести. И она чувствовала его боль так, как свою собственную.
В замкнутом ограниченном мирке компании, многие из служащих которой жили в их городке, эта новость стала известна. В субботу в супермаркете группка женщин, очевидно, говорила о Фергюсонах, потому что, когда они заметили Линн, они замолчали и приветствовали ее необычайно сердечно.«Особой разницы для меня нет, – подумала она, – и, наверное, глупо спрашивать, но мне все же необходимо знать, как это произошло». И, направившись к телефону-автомату, она позвонила Тому. Может быть, он знает, если нет, он мог бы узнать.– Я хочу спросить о Роберте. Вы знаете, что он расстался с фирмой? Они разузнали, что… – Ее голос дрогнул.– Да, я знаю. Заезжайте ко мне, Линн. Я дома все утро.В большой комнате, в которой в тот далекий вечер, когда начались теперешние неприятности, был накрыт стол, она внезапно почувствовала себя очень маленькой. Она почувствовала себя как проситель.– Как вы об этом услышали? – спросила она.– Мне позвонил Монакко. У него всегда было впечатление по совершенно непонятной причине, что мы с Робертом близкие друзья.– Но почему он позвонил вам? Спросить или сообщить?– И то, и другое. Он сказал мне, что получил письмо, и спрашивал, имеют ли под собой почву изложенные там обвинения, знаю ли я что-нибудь об этом.– Письмо, – как эхо, повторила Линн.– Я не знаю, кто его послал. Это было анонимное письмо какой-то женщины. Но все там выглядело подлинным, сказал Монакко, как будто бы его написала жена одного из служащих фирмы. Там приводились факты в подтверждение, один из них – со слов какой-то соседки.Том опустил глаза и стал рассматривать свои туфли, прежде чем сказать что-нибудь еще. Затем, взглянув в лицо Линн, будто бы раздумывая, говорить дальше, или нет, он продолжал:– Это было о том, что произошло в ту ночь, когда вы устраивали здесь обед.– Анонимное письмо. Какая грязь!Она быстро подумала: кто, кроме Стивенсов мог знать, что случилось в ту ночь? А они родственники семьи той девочки Сьюзен. А Юдора, которая видела слишком много, подруга женщины, работающей у Стивенсов.– Поскольку в письме говорилось, что была вызвана полиция, Монакко понадобилось сделать запрос.Уэбер. В конце концов он не «похоронил» это. Уэбер захотел отомстить Роберту за те вещи, которые тот ему сказал.– Таким образом, они сделали запрос и обнаружили, что действительно была жалоба, но кто-то в полицейском управлении пытался ее спрятать, и, в самом деле, спрятал ее.Значит, она недооценила Уэбера. Почувствовав себя одновременно виноватой и жалкой, она спросила Тома:– У человека, который спрятал жалобу, были неприятности?– Нет, шеф полиции мой друг, и мы с ним поговорили.– Значит, вы знаете об Эмили и его сыне, – тихо сказала она.– Только, что они встречались, – улыбнулся Том. – Говорят ли теперь «ухаживать»? Мой словарь подростка окончательно устарел.– Я точно не знаю, я совершенно в этом запуталась, – пожаловалась Линн.Том кивнул.– Во всем этом нетрудно запутаться. Даже полицейский, который дежурит в клубе, знает об этом все. Раньше он служил у меня садовником, а затем ушел в полицию, и он мне много чего рассказывал. Вы бы удивились, как много люди знают о Роберте, факты и небылицы. Вот так и происходит в маленьких городах, вы попадаете в поток сплетен, и вскоре все знают, какую кашу вы варите на завтрак.– Что за низость!Она представила себе, что, ставя под удар Роберта, назойливая, злорадная и любопытная толпа всех их тоже вываляла в грязи, ее и девочек и даже маленького мальчика. В ней взорвался гнев, и она воскликнула:– Вы хотите сказать, что людям больше делать нечего, как только копаться в несчастьях других!– Вы можете так подумать, но это не совсем так. – И Том добавил: – Монакко не потерпел бы скандала, даже самого незначительного.– Разве это честно! Раздули все выше меры. В любом случае, это мое и Роберта личное дело, не правда ли? Это не касается компании или города. Каким образом то, что он делает со мной, затрагивает его работу? Почему? – закончила она вопросом.Выражение лица Тома, когда он поднял брови и покачал головой, казалось, говорило: «Я сдаюсь!»– О, вы думаете, что я наивная?– Да, очень. У корпораций есть свой имидж, Линн. Надо поддерживать мораль. Как вас смогут уважать подчиненные, если ваше собственное поведение, мягко говоря, «сомнительно»?– Ну хорошо, это был глупый вопрос. Хорошо. Затем, проследив взгляд Тома, она поняла, что она крутит свое кольцо нервным движением пальца. И она крепко взялась обеими руками за поручни кресла. Но она должна ехать домой; услышав все это, нечего больше ожидать.– Монакко действительно был расстроен, – вежливо сказал Том. – Такие вещи неприятно делать с теми, кем ты восхищаешься. И, конечно, как вы и могли ожидать, он сказал, что никогда бы не поверил подобным вещам о Роберте, таком умном, с таким блестящим будущим.– Это как увидеть фотографию убийцы в газете: «О, Господи, у него такое славное лицо!» Не правда ли, что-то вроде этого? – И Линн снова принялась вертеть кольцо на пальце.Том протянул руку и спокойно взял ее руку в свою.– Для вас это сущий ад, я понимаю.– Должен же кто-то переживать за Роберта, несмотря ни на что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121