Для тебя это не имеет смысла… И Джози рассердилась бы на меня, если бы узнала.– Ты ошибаешься, Джози попыталась бы отговорить тебя от этого, но она поняла бы. Джози могла бы понять и простить многое.Он имел в виду то, что произошло между ними, в тот день, когда она страдала от такой боли, что даже морфий не мог ее смягчить. Он это имел в виду.– О, она не была святая, – сказал Брюс. – Я не хочу создавать ложной картины. Она заслужила, чтобы ее запомнили такой, какой она была на самом деле.Действительно, не святая, с ее острой проницательностью, и этим резким языком! Просто хорошая, исключительно хорошая, до самого последнего дня.Брюс слегка развел руками.– Говорят, ампутированный орган продолжает болеть. Поэтому, я думаю, нет никакого смысла уезжать, потому что боль последует за мной. Но тем не менее я чувствую облегчение, получив этот шанс, но, конечно, не за счет Роберта, это верно.– Когда ты уезжаешь?– На следующей неделе, в четверг.– И как долго ты будешь отсутствовать?– Я надеюсь, годы. Они сказали мне, что я взбираюсь вверх по лестнице. Я не знаю. Если я хорошо справлюсь с работой в Будапеште, они сказали, что будут еще другие назначения. Может быть, Москва, мне все равно, Линн. Но за коммунистами придется много еще подчищать в области экономики, и для меня это важно. – Он улыбнулся. – Это важно для всех Эмили, Энни и Бобби в мире, я надеюсь.Кот поднялся, прошел через всю комнату и приник к колену Линн. Крайне взволнованная этими словами и пробежавшими в голове воспоминаниями, она принялась гладить его по спине, и кот, в благодарность за нежную ласку, поднял вверх свою маленькую мордочку с розовым ротиком и поразительными немигающими глазами.– Ты просил его забрать, не так ли, Брюс?– Если ты еще не раздумала.– Он может поехать со мной сегодня, – сказала она, стремясь исключить все поводы к тому, чтобы еще раз с ним встретиться, и только спокойно попрощаться сейчас, сказать последнее «прости» и покончить с этим. – Я буду о нем хорошо заботиться. Не беспокойся.– Ты помнишь, как она сказала, что вышла за меня замуж, потому что я люблю кошек?– Да, помню. – У тебя есть какие-нибудь инструкции о питании Барни и прочем?– Я их запишу. Где карандаш? – Он начал шарить в поисках и с очевидной целью ободрить Линн продолжал говорить: – Посмотрим: коробка для туалета, сумка для переноски, поводок и ошейник, которые почти никогда не используются, но иметь их неплохо, консервы, те, которые он любит больше обычного. Ну, конечно, он любит рыбные объедки, когда у вас будет рыба на обед.– Палтус? – спросила она, пытаясь улыбнуться, чтобы показать, что она настроена беззаботно.Он отплатил той же монетой:– Ох, конечно. Только первосортный. И можете изредка давать ему одну-две ложечки мороженого любого сорта, кроме кофейного. Он не любит кофе.Стоя в проходе, она наблюдала, как Брюс с соседским сыном грузили купальню для птиц и послушного кота вместе со всеми его причиндалами в ее машину. Затем настал момент расставания, и внезапно она почувствовала, что ей нечего было сказать. Смущенная этим отсутствием слов, она заметила, что соседский сын выглядит очень симпатичным юношей, слишком взрослым для пятнадцати лет.– Вот такой должен вырасти из Бобби, – сказал Брюс.– Я надеюсь. Я буду очень стараться.– Я в этом не сомневаюсь.– Итак, я думаю, мы сейчас попрощаемся, – сказала она и нелепо протянула руку.– Рукопожатие, Линн? – Взяв в руки ее лицо, он нежно дотронулся губами до ее губ. Затем он обнял ее, крепко прижал к себе и снова поцеловал. – Береги себя, Линн. Будь осторожной.– И ты. Ты тоже береги себя.– Я так за тебя волнуюсь. Я надолго уезжаю.– Нет причины обо мне беспокоиться. У меня все хорошо. Я сильная.– Хорошо, но если тебе что-нибудь понадобится, позвони Тому Лоренсу, ладно?– Мне никто не понадобится. Честно, поверь мне.– Тому ты не безразлична, Линн.Она подумала: «Том то же самое говорит о тебе. Это было бы комично, если бы все так не перепуталось». И отвернувшись от него, чтобы он не видел ее мокрых, моргающих глаз, она села за руль.– Обязательно пиши нам, хоть изредка, особенно Энни.– Моя особенная Энни. Она всегда сможет на меня положиться.– Ты самый лучший, самый добрый, – сказала она и, не в силах добавить что-либо еще, нажала на газ.Последнее, что она увидела, когда выезжала на шоссе, это солнце, отражающееся зайчиками в его очках, и поднятые для прощания руки. Последним взглядом на дом она ухватила кухонное окно, на котором все еще висела Джозина красная льняная занавеска. Слезы заполнили ее глаза, и она с трудом различала перед собой дорогу.Наверное, Роберт прав насчет него, подумала она. Он наверняка принадлежит к типу мужчин-однолюбов. Он потерян. И слово отдалось эхом: потерян. Это было как звон колокола, суровый, печальный и последний. Она, наверно, никогда его больше не увидит. Они разъедутся и никогда не встретятся.В доме воцарились шум и суета. Энни тотчас же завладела котом.– Барни меня знает лучше всех, – настаивала она. – Это будет мой кот. Я буду отвечать за его кормление и осмотры у ветеринара и за все остальное.– И будешь чистить его ящик для туалета? – спросила Линн.– Конечно. А сейчас я познакомлю его с Джульеттой. Я не думаю, чтобы были какие-нибудь неприятности при этом, а ты как думаешь?– Я тоже не думаю. Если они будут, мы подумаем, как с ними справиться.Роберт все еще был с Бобби во дворе. Бобби растянулся на траве вместе с Джульеттой, и оба следили за тем, как Роберт строил домик для игр. Он все делает хорошо, подумала Линн, наблюдая за его ловкостью.Увидев ее, он позвал:– Нравится? Ты не успеешь даже обернуться, как он будет уже в нем играть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121